«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Название: Хитори Какуренбо (Hitori Kakurenbo)
Автор: vail_kagami
Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html
Перевод: La Calavera Catrina
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: R
Жанр: кейс-фик, хоррор
Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей
Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 3
читать дальше
Бобби по телефону подтвердил, что готов их принять. Ничего другого Дин не ждал, но до Бобби еще нужно было добраться. У них ушло два дня на то, чтобы попасть в Южную Дакоту, и еще день, чтобы пересечь ее. Ни погода, ни комнаты в попутных мотелях не становились лучше. Сэм был совсем измучен, часами молчал, плотнее заворачиваясь в куртку, и у него почти не оставалось сил сопротивляться боли. У Дина нервы тоже были на пределе. Он гнал машину, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить, — Сэм все равно ничего не ел, а каждая задержка в пути отдаляла их от следующего мотеля. Сэм делался все более тихим и замкнутым, Дин сходил с ума от беспокойства. До Бобби оставался еще день пути, обогреватель в импале работал на полную мощность, но Сэм все равно дрожал, и даже Дину начало казаться, что в машине холодно.
Еще хуже становилось в мотелях. Отопления там, как правило, не было, а то, что было, совершенно не оправдывало это гордое звание. Если бы Дин не знал наверняка, что соль и защитные печати, добавленные для полной уверенности, не подпустят к ним ни одного призрака, он мог бы поверить, что их кто-то преследует.
Сэм спал не так много, как хотелось бы Дину — то ли не давала заснуть боль, то ли картины, которые вставали перед глазами, когда он часами лежал, глядя в потолок. Дин тоже спал мало, а когда удавалось заснуть, сон был беспокойным. Когда они, наконец, добрались до автосвалки Бобби, Дин едва держался на ногах и дрожал не хуже Сэма. И к своему немалому изумлению не мог дождаться момента, когда они окажутся под знакомой крышей, в хорошо натопленных комнатах.
Бобби приготовил для них постели и встретил их привычным ворчанием и двумя кружками кофе — Сэм отказался, а Дин принял свою с благодарностью. Кофе был лучше всего, что ему приходилось пробовать за последнее время, и словно согрел его изнутри. Впервые за много дней Дин почувствовал, что оттаивает. Но руки у него продолжали трястись — к слову о недостатке сна и необходимости срочно вытянуться в постели.
Однако Дин решил, что поспит, когда сможет. Только после того, как убедится, что с Сэмом все в порядке.
Бобби отвел им спальню на первом этаже — комнату, которую оборудовал для себя в то время, когда передвигался в инвалидной коляске. После того, как способность ходить к нему вернулась, он больше не пользовался комнатой. В ней была только одна кровать, но Бобби передвинул туда вторую койку. Раньше койка стояла в бункере. Сейчас на ней было нормальное постельное белье, и покрывало спускалось почти до пола, словно в попытке замаскировать истинную сущность этого предмета. Дин сказал, что Сэм будет спать в обычной кровати, и Сэм не стал возражать. Он ушел в комнату сразу же, отказавшись от ужина. Дин изо всех сил пытался не быть курицей-наседкой, поэтому допил кофе и только потом пошел проверить, что делает брат. Сэм уже крепко спал, не раздевшись и даже не сняв повязку с левой руки.
— Как он? — спросил подошедший Бобби — тихо, чтобы не побеспокоить Сэма.
Дин неопределенно пожал плечами:
— Бывало и лучше. По крайней мере, сейчас он спит. Слушай, Бобби, — добавил он после недолгого молчания, — у тебя есть обезболивающие? Я хочу сказать, настоящие, сильные?
Бобби поколебался.
— Таких, которые можно ему дать, — пожалуй, нет, — наконец отозвался он. Дин понял, что он имел в виду. Последнее, что Сэму сейчас было нужно — это сильнодействующие препараты, воздействующие на связь с реальностью.
— Отлично, — пробормотал он.
— У меня полно обычных таблеток, которые тоже могут помочь, — напомнил Бобби.
— Бобби, у него ведь не просто голова разболелась.
— Это лучше, чем ничего, — Бобби хлопнул Дина по плечу, потом ненадолго сжал пальцы. — С ним бывало и хуже.
Наверное, Бобби старался подбодрить его, но Дину захотелось рассмеяться — и отнюдь не от облегчения. Это правда, с Сэмом бывало и хуже. Сэму можно было отрубить руки и ноги, выколоть глаза и поджечь его заживо — и все равно можно было, не покривив душой, утверждать, что с ним бывало и хуже.
— Как последняя охота? — спросил наконец Бобби в благородной попытке переменить тему разговора.
Дин вздохнул и кивнул на брата:
— Вот результат.
— Понятно, — пробормотал Бобби. — Но вы, по крайней мере, упокоили эту тварь?
— Отправили прямиком в ад, или откуда там она вылезла. Но она успела зацепить Сэмми.
Бросив на Сэма последний взгляд, Дин выразительно кивнул, предлагая перебраться куда-нибудь, где им не придется понижать голос.
— Как он вел себя на охоте? — спросил Бобби, когда они устроились в гостиной. Услышав вопрос, Дин внутренне ощетинился, хотя в душе понимал, что Бобби спрашивает только потому, что искренне заботится о его брате.
— Нормально, — ответил он резко, может быть, даже резче, чем следовало. — Просто отлично. Изгнал духа из этой идиотской куклы. Без него я бы не справился. Он читал экзорцизм, должно быть, поэтому призрак напал на него.
— Я никогда не говорил, что Сэм плохой охотник. Он на редкость хорош, — примирительно заметил Бобби.
— Но ты намекаешь, что он не в состоянии следить за собой, — сощурился Дин. — Или за мной. Или что я позволю ему выйти на охоту без подготовки, и его там убьют. Бобби, на охотах постоянно случается всякое дерьмо. Не то чтобы мы с ним никогда раньше не попадали в такие передряги.
Ничего не ответив, Бобби бросил на Дина взгляд, полный одновременно досады и бесконечного терпения — он давно отточил это выражение до такой степени, что оно превратилось почти в форму искусства. Взгляд произвел на Дина моментальный (и, возможно, заранее просчитанный) эффект: он тут же почувствовал себя виноватым из-за того, что срывается на старика и загружает его своими проблемами.
Дин опустился на диван и ненадолго закрыл лицо руками. Отчаяние, с которым он давно устал сражаться, на мгновение взяло верх. Он ненавидел такие разговоры.
— Я знаю, что Сэм не… — Дин не договорил, встряхнул головой и попробовал начать еще раз: — В тот день с ним все было в порядке. По-настоящему. Но так бывает не всегда. А я... — он снова запнулся, резко рассмеялся, как будто это могло обратить его признание и все, что за ним стояло, в шутку. — Я чертовски боюсь, Бобби. Я хочу, чтобы он бросил охоту, но если он и правда ее бросит… А, ладно. Пусть делает что хочет, я не собираюсь ему мешать.
В последнее время Сэм все меньше и меньше контролировал то, что с ним происходило. И Дин не собирался отнимать у него последнюю возможность самому распоряжаться своей жизнью, как бы тяжело это ни было.
— Ты в любом случае его потеряешь, — без обиняков сказал Бобби. Дин бросил на него злой взгляд, и старик устало вздохнул: — Тебе никогда не приходило в голову, что он охотится, потому что хочет встретить быструю чистую смерть?
— Мне приходило в голову, что он охотится, потому что ему больше ничего не остается, только сидеть и смотреть, в какие развалины превратилась его жизнь, — огрызнулся Дин. Горло сжала застарелая ярость — сколько бы Дин ни подавлял ее, окончательно справиться с ней никогда не удавалось.
Бобби снова вздохнул. Он знал, что не может сказать Дину ничего нового, помочь тут тоже было нечем, и скорее всего, он уже пожалел, что вообще затеял этот разговор.
— Я просто хотел сказать… Ты знаешь, присматривай за ним, — пожал плечами он.
Поразительно, как Бобби удавалось почти без всяких усилий заставлять Дина чувствовать себя виноватым. У него был усталый безнадежный голос, и Дин немедленно вспомнил, что Бобби тоже любит Сэма. Конечно, не так сильно, как Дин, — это было просто невозможно, — но все же больше, чем любой другой человек в мире. И он тоже при каждой встрече замечает, что Сэм словно тает, а тени у него под глазами делаются все глубже, и тоже понимает, что нет ни одного, ни единого способа ему помочь.
Может быть, Бобби понимал это даже яснее, ведь он не каждый день видел Сэма, и перемены должны были казаться ему особенно сильными. Кроме того, Бобби никогда не был склонен закрывать глаза на очевидное.
— Конечно присмотрю, — устало пробормотал Дин. — Не сомневайся.
— — —
В первую ночь в доме Бобби Сэм кричал во сне так, как с ним давно уже не было. Такие кошмары его не мучили даже после последнего приступа адских воспоминаний. Он метался по постели, сражаясь с невидимыми врагами, и лишь иногда затихал — тогда крики сменялись тихими безнадежными всхлипываниями.
Сердце осколками лежало у Дина в груди. Он должен был разбудить брата, но не сделал этого. Он должен был вытащить Сэмми обратно в реальность, но не сделал этого. Он должен был спасти Сэмми, но он этого не сделал. Вместо этого он лежал на проклятой койке и слушал, переполненный болью и отчаянием, страстно желая подняться и сделать хоть что-нибудь. Но он так и не поднялся. И он ненавидел себя за то, что слушает, как брат мучается, и даже не пытается ему помочь.
Постепенно он понял, что вокруг царит тишина — плотная, как вата, она наполняла, казалось, не только комнату, но и весь мир. Такая тишина бывает только в добротно выстроенных домах в глуши, далеко от оживленных улиц и городского шума. Сердце тяжело билось в груди Дина, слишком быстро, почти до боли.
Неожиданно осознав, что может значить эта тишина, Дин рывком сел на койке. Сердце запрыгало высоко в горле. Он вгляделся, и в тусклом сером свете пасмурного утра увидел, что Сэм все так же спит, и, кажется, за всю ночь даже не шевельнулся.
Значит, это был сон. Просто сон, мать его. Дин судорожно вздохнул, потер лицо рукой и даже не удивился, почувствовав, что ладонь стала мокрой.
Дину в последнее время часто снились кошмары, и единственной причиной, по которой он еще не обратился к своему испытанному лекарству, было то, что у Сэма кошмары были еще хуже (Сэму было хуже), и он должен был на всякий случай держаться рядом. Он просто не мог позволить себе отвлекаться.
Чаще всего ему снился ад. Видения были тяжелее, чем прежде, почти такие же яркие и страшные, как сразу после его возвращения. Тогда блаженное опьянение от того, что он снова ходит по земле, начало развеиваться, и он вдруг осознал — все, что каждую ночь является ему во сне, случилось на самом деле. Нетрудно догадаться, почему эти сны так настойчиво возвращались сейчас, ведь каждый день, мучительно пытаясь не думать, каким был ад для Сэма, он невольно вспоминал свой собственный ад.
В некотором смысле этот сон был хуже остальных, хотя по сравнению с ними мог показаться безобидным. Раньше, просыпаясь от адских кошмаров, Дин мог сказать себе, что все в прошлом, и никогда не повторится снова. Сейчас он проснулся с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что дальше будет только хуже.
Ему вдруг захотелось забраться к брату в постель и обнять его, как раньше, когда оба они были детьми. Ему почти хотелось, чтобы Сэм и правда проснулся от дурного сна — тогда у него был бы хороший повод. Но Сэм спал спокойно, по крайней мере, с виду, а Дин давно уже не был ребенком.
— — —
На следующий день после того, как они приехали к Бобби, Сэм впервые за долгое время почувствовал себя лучше. Будто это место само помогало ему. Может быть, так действовал знакомый дом и чувство безопасности, а может, он просто постепенно приходил в себя после тяжелой дороги. Так или иначе, ему наконец удалось нормально выспаться. Если ему что-то снилось, он этого не помнил. Таблетки, которые дал ему Бобби, притупили боль, и в первый раз за неделю он почувствовал, что ему тепло и хорошо. Он почти успел забыть, каково это.
Ночью он проснулся и долго лежал, прислушиваясь к ровному дыханию спящего неподалеку Дина. «Я дома», — подумал он тогда, но эта мысль не имела отношения к обиталищу Бобби. Он не мог бы сказать, как долго пробыл в полусне, наслаждаясь тишиной, ни о чем не думая, ничего не загадывая, не тревожа себя мыслями о непостижимом и незаслуженном чуде, которое могло бы разом все исправить.
Впрочем, чуду в любом случае не суждено было произойти. На следующее утро, вскоре после того, как он встал с постели, все стало намного хуже.
Он проснулся один, Дина давно не было. Полностью сознавая, насколько это нелепо, он все же на мгновение почувствовал себя брошенным. Действие таблеток за ночь успело сойти на нет, и боль в считанные минуты превратилась из слабой во вполне ощутимую, а потом в почти невыносимую. Ему пришлось выбраться из теплого кокона одеяла, чтобы сходить в ванную. Каждое движение причиняло боль.
В комнатах опять стало холодно. Это легко можно было объяснить погодой, или тем, что дом у Бобби старый, а в старых домах всегда гуляют сквозняки, но Сэму не хотелось искать объяснений — он просто был сыт по горло постоянным холодом. Не успев отойти от постели на три шага, он уже дрожал с головы до ног. В ванной царила вечная мерзлота. Он подумал, не принять ли душ, чтобы согреться, но мысль о том, что придется раздеваться, потом снова одеваться, или хотя бы поднять руки, чтобы стянуть рубашку, быстро избавила его от этого желания.
К тому времени, как он добрался до постели, внутри у него все заледенело. Он завернулся в одеяло, но холод, казалось, затаился глубоко в костях. Неожиданно он вспомнил, как в детстве они с Дином забирались в одну постель и грелись, прижимаясь друг к другу, и на мгновение ему захотелось снова сделать так же. Или хотя бы просто позвать Дина, чтобы он был здесь, с ним, как можно ближе. Но Дин куда-то пропал, и в любом случае, это было не то, чего мог бы попросить мужчина, которому больше десяти лет от роду.
Однако Дина, явившегося через полчаса, кажется, ни капли не смутило, что Сэму не десять и уж тем более не пять лет, и он строго отчитал младшего брата за то, что тот вообще встал с постели. Они приехали сюда, чтобы Сэм мог выздороветь, заявил Дин, а выздоравливать значит целый день лежать в постели, и пусть другие приносят все что понадобится, пока ему не станет лучше. Сэм заметил, что некоторые вещи ему все-таки придется делать самому. Впрочем, он не рискнул развить эту мысль дальше и сказать, что никакой особенной помощи ему от Дина не надо — иначе в ответ Дин наверняка отпустил бы, как он отлично умел, небрежное слегка оскорбительное замечание и припоминал бы Сэму его слова еще неделю. А Сэм и без того чувствовал себя виноватым, что вольно или невольно приковывает брата к себе и не может предложить взамен ничего, кроме вечных неудобств.
В следующие несколько дней обстановка начала медленно накаляться. Сэм все время чувствовал, что за ним присматривают и приглядывают, и это начинало утомлять. Он стал раздражительным, хотя понимал, что Дин старается сделать как лучше. Дин почему-то был уверен, что Сэму необходимо гораздо больше заботы, чем было нужно на самом деле. И даже язвительные комментарии Сэма его не обескураживали, хотя он пару раз и огрызался в ответ. Он приносил Сэму книги и лэптоп, а иногда и просто кроссворд, чтобы ему было не слишком скучно лежать в постели, и у него не возникало искушения встать вопреки распоряжениям доктора (то есть Дина). Справедливости ради, он действительно довольно часто оставлял Сэма одного — подолгу возился вместе Бобби во дворе с машинами, или просто выходил из комнаты, если Сэм его просил. Но Сэму все равно казалось, что он находится под наблюдением круглые сутки, и это действовало на нервы и не давало по-настоящему расслабиться.
(Ни капли не помогало и то, что иногда, просыпаясь по ночам, Сэм понимал, что Дин стоит на пороге комнаты или в ногах кровати и смотрит на него. Он всегда стоял в тени, так что Сэм не видел его лица и не мог сказать, заметил ли Дин, что он проснулся. В такие моменты он старался не шевелиться, а Дин никогда не подходил к нему ближе).
Кроме того, в доме у Бобби не было беспроводного интернета. Дин не жаловался — казалось, он был уверен, что Сэм знает какой-то особый фокус, который поможет ему найти новое дело, как только он откроет поисковик — но Сэма бесила невозможность в любой момент проверить почту или узнать новости.
От нечего делать он стал разбирать старые файлы, читал давным-давно сохраненные тексты и составлял описания существ и явлений, с которыми они встречались.
Отчасти он был даже рад возможности этим заняться. Он уже целую вечность собирался навести порядок в своих документах, но руки так и не доходили. Он записал ритуал Хитори Какуренбо — возможно, однажды его лэптоп попадет к тому, для кого эти сведения окажутся важными. В кои-то веки рядом был Бобби, который мог обстоятельно ответить на любые вопросы. Сэм чувствовал, что ему, пожалуй, нравится это занятие: наводить порядок ради самого порядка, без спешки и суматохи распутывать вместе с Бобби перепутанные нити и раскладывать новые сведения по полочкам.
Но через некоторое время он нашел на жестком диске файлы, которых совершенно не помнил. Все они были связаны с охотой, но все были ему незнакомы. Когда до Сэма дошло, что это его собственные заметки, сделанные в то время, когда у него не было души, он закрыл лэптоп и следующие два часа провел, борясь с тошнотой.
— — —
Теперь кошмары снились ему почти каждую ночь.
— — —
Один раз, когда он чувствовал себя почти сносно, и ему удалось уговорить Дина и Бобби уехать куда-то на полдня, Сэм сбежал из спальни и несколько часов просидел в библиотеке. Библиотечная комната была не намного больше той, из которой он так стремился вырваться, но Сэму необходимо было хоть на время уйти оттуда, неважно, куда. В спальне ему начинало казаться, будто что-то смыкается вокруг него и только и ждет случая поглотить целиком.
Конечно, он любил своего брата и приемного отца, но было так здорово побыть немного одному и не слушать ворчание по поводу своего возмутительного поведения (возмутительным считалось уже то, что он посмел встать с постели и сделать несколько шагов).
Ноги мерзли на голом полу, а вывихнутая лодыжка еще давала о себе знать при каждом шаге. Сэм поежился и обхватил себя руками, усаживаясь за небольшой стол. В доме было по-прежнему холодно, библиотека не отапливалась, но за окном золотой свет пронизывал молодую листву, обещая скорое наступление теплых дней.
Глядя в окно, Сэм невольно улыбнулся и подумал, не выпить ли сейчас чашку горячего кофе. После клиники Дин не позволял ему пить кофе, и мысль казалась очень соблазнительной.
В это мгновение позади него что-то упало на пол.
Сэм вздрогнул и обернулся, чуть не опрокинув стул. Сердце колотилось в груди как бешеное, и не подумало успокаиваться, даже когда он увидел тонкую книжку, которая совершенно безобидно лежала на полу у подножия шкафа.
Должно быть, он задел ее, когда входил в комнату, она все больше клонилась вперед, и вот наконец упала. Объяснение напрашивалось само собой, ведь дом Бобби был защищен от духов и призраков, как ни один другой. И все же Сэм смотрел на книгу так, будто она могла в любой момент прыгнуть на него. Он был почти уверен, что она это сделает.
«Здесь есть только то, чему ты позволил войти», — подумал (скорее, вспомнил) Сэм. Он торопливо поднялся и ушел на кухню. Налил себе кофе. Посмеялся над собственной мнительностью, прикинул, когда приедут Бобби и Дин — надо было успеть вернуться в спальню, чтобы избежать очередной нотации. Допил кофе, потом решил посмотреть телевизор в гостиной: может быть, удастся поймать выпуск новостей. Но перед этим он завернул в библиотеку, чтобы поставить на место упавшую книгу.
Книги не было.
Снаружи солнце начало клониться к горизонту. Одинокая птица пела неподалеку на дереве, а книги на полу библиотеки не было. Сэм осмотрел полки, чувствуя, как от напряжения сводит шею и плечи, и не нашел среди плотно сдвинутых томов ни единого пустого места. Книги стояли так тесно, что ни одна из них не могла упасть, даже если бы ее выдвинули до края полки.
Неожиданно Сэм снова почувствовал резкий холод, и на этот раз он точно не имел ничего общего со сквозняками. Сэм несколько раз сжал кулаки, будто не знал, куда деть руки. В плече ожила полузабытая боль, стало трудно дышать, голова закружилась. К горлу подступил комок, словно его вот-вот должно было стошнить.
Когда Сэм наконец добрался до их с Дином комнаты, он весь дрожал, обливаясь холодным потом, и едва держался на ногах. Ощущение чужого взгляда, ощущение, будто кто-то разглядывает его с внимательным прищуром, стало даже сильнее сейчас, когда Дина и Бобби поблизости не было. Тошнота снова поднялась к горлу, но одна только мысль о том, чтобы пойти в ванную, наполнила Сэма парализующим страхом — он не мог понять, почему, и не хотел об этом думать. Вместо этого он забрался в постель, свернулся в клубок, несмотря на боль, и закрыл глаза, словно ребенок, который все еще верит, что если спрятаться под одеяло, это его защитит.
Чуть позже, когда в комнату вошел Дин, Сэм зажмурился и притворился, будто спит. Он долгое время слышал дыхание брата рядом, чувствовал его тяжелый взгляд. Только после того как Дин, наконец, вышел из комнаты, Сэм провалился в сон, полный чудовищ и больше похожий на беспамятство.
— — —
Через десять дней они уехали от Бобби.
До полного выздоровления Сэму было еще далеко, но он настойчиво повторял, что чувствует себя прекрасно и готов снова отправиться в дорогу, и Дин, наконец, сдался. Он надеялся, что охота сможет развлечь брата. Особенно если им не придется проводить много времени в машине. Лучше всего было бы найти какое-нибудь несложное дело, не требующее от Сэма ничего, кроме расследования и прочей бумажной работы, но при этом позволявшее провести на одном месте больше пары суток.
Сам он предпочел бы остаться в Су-Фолз еще ненадолго, да и Бобби, кажется, тоже не одобрял их поспешного отъезда — если взгляды, которые он бросал на Дина, о чем-нибудь говорили. Но Сэм становился все более взвинченным, подпрыгивал при малейшем шорохе, то и дело оглядывался, незаметно присматривался к теням и ни на секунду не мог расслабиться. Дин надеялся, что дорога и смена обстановки помогут брату. Во всяком случае, охота точно должна была отвлечь его от этой непонятной одержимости.
Одержимости, ха. Черный юмор.
Не прошло и часа, как они отъехали от дома Бобби, и Дин убедился, что это решение было правильным — Сэм заснул на пассажирском сиденье импалы, словно младенец в своей колыбели. («Что ж, так и должно быть, — сказал себе Дин, — ничего удивительного. Мне тоже всегда лучше спалось в машине». «Вранье, — тут же ехидно возразил внутренний голос, — тебе давно уже не двадцать, и если приходится спать в машине больше двух ночей кряду, ты потом не можешь разогнуться»).
Но одно было совершенно точно — его детка придавала такую уверенность, какой не могла дать ни одна комната в мотеле, сколько бы соли он ни насыпал под дверь. И плевать, что в ней нельзя было даже толком вытянуть ноги.
Увы, даже мерного рокота импалы оказалось недостаточно, чтобы отогнать кошмары. Через некоторое время Дин краем глаза заметил, что Сэм вздрагивает и всхлипывает во сне. Это мучительно напомнило ему о прошлом — после того, как Джессика сгорела у них на глазах, Дину тоже постоянно приходилось будить брата, который не столько спал, сколько просто отключался от усталости. Или, если вернуться к недавнему прошлому, это напоминало тот случай, когда они с Бобби вернулись после долгой поездки и нашли Сэма в постели — он свернулся в клубок, сотрясаемый лихорадкой и кошмарами, и не реагировал ни на какие попытки его разбудить. Это был первый и последний раз, когда они оставили его дома одного, и Дин не переставал упрекать себя за эту оплошность. Как раз после этого Сэм начал уговаривать его уехать, и так настойчиво смотрел на него своим знаменитым жалобным взглядом, что никаких шансов у Дина просто не было.
В конце концов, Дин решил, что пришло время вмешаться — он не мог больше смотреть, как брат беспомощно мечется, сражаясь с какими-то чудовищами.
Сэм проснулся довольно быстро и несколько раз сморгнул, сбитый с толку проносящимися за окном картинками. Дин успел заметить мелькнувший в его глазах ужас. Подумал, не сказать ли брату, что разбудил его, потому что собирается остановиться пообедать, но это было не так, и Сэм прекрасно понял бы, что он лжет, и, если уж начистоту, чего ради сейчас было притворяться?
— У тебя был кошмар, — сказал он.
Сэм ничего не ответил.
— Сэмми! — повысил голос Дин. — Ты меня слышишь?
Он повернул голову. Сэм не отрываясь смотрел на него. Прошло несколько секунд, прежде чем в его взгляде постепенно зажглось узнавание.
— Да… — пробормотал он. Потом снова закрыл глаза. Меж бровей залегла резкая складка — в последнее время ее почти не было видно.
— Голова болит, — добавил Сэм слегка рассеянно. Такой голос у него всегда бывал после кошмаров.
— Понятно, — Дин взглянул на указатель, пытаясь сообразить, до какого города ближе, и пора ли уже сворачивать в мотель. Они выехали из Су-Фолз меньше трех часов назад — останавливаться было, пожалуй, слишком рано. Даже сразу после клиники Сэму удавалось вытерпеть не меньше пяти часов дороги, прежде чем Дин соглашался признать поражение и начинал искать место для стоянки.
Как-то Сэм, молчавший перед этим несколько часов, сам попросил его остановиться, и Дину в тот раз хотелось надавать себе оплеух за то, что он так долго не замечал, насколько плохо его брату.
Он прекрасно понимал, что вся его жизнь сейчас подчинена Сэму, и у него действительно не осталось почти ничего, кроме этого. Но ему было все равно. Он был нужен брату. И каждое мгновение, которое Дин проводил не с ним, было мгновением, потерянным безвозвратно.
Некоторое время они ехали молча. Сэм долго смотрел в окно, потом вдруг вздрогнул, резко обернулся и глянул на заднее сиденье. Что бы он ни ожидал там увидеть, на заднем сиденье этого не оказалось. Он снова сел прямо, но так и не расслабился. Через минуту он снова оглянулся, как будто услышав какой-то звук. Сзади по-прежнему ничего не было. Дин подумал, что дело заходит слишком далеко. Предаваться паранойе в номере мотеля это одно, а вести себя так, будто призрак сидит в импале — совсем другое.
— Давай остановимся, поедим? — сказал он. — Я страшно проголодался.
Сэм издал неопределенный звук, который в общем и целом означал, что ему все равно, что делает Дин, он в любом случае будет безучастно сидеть рядом, смотреть в одну точку и пытаться убедить себя, что он больше не в аду.
Теперь, чтобы выйти из этого состояния, ему требовалось все больше и больше времени.
Они только что выехали из города, а следующий должен был показаться только через час, если не превышать скорость. Однако еще через десять минут им попалась придорожная закусочная, и Сэм не стал возражать, когда Дин съехал на обочину. Он и правда чувствовал, что немного проголодался, кроме того, это позволяло ему ненадолго выйти из машины.
— — —
Дин упрямо отказывался смириться с тем фактом, что Сэм ничего не ест. Он больше не спрашивал, чего Сэм хочет, а просто ставил перед братом поднос с едой — что-нибудь легкое, фрукты или салат — и не отставал до тех пор, пока тот не съедал хоть несколько ложек. Дин прекрасно понимал, что слишком многого требовать не стоит, но не собирался просто смотреть, как Сэм пытается уморить себя голодом.
Дин не мог знать, что Сэм отказывается от еды не потому что не испытывает голода, и даже не потому что его тошнит от запаха. (С Дином такое до сих пор иногда случалось, особенно в плохой день после плохой ночи — тогда он не притрагивался к мясу, а Сэм делал вид, будто ничего не замечает, хотя кому как не ему было знать, что происходит, и почему брат не хочет об этом говорить). Просто любая еда на вкус была как пепел или сера, как сырые внутренности или глазные яблоки. Впрочем, с салатом все было нормально. Салат был просто похож на пыль. Иногда с привкусом крови. Сэм заставлял себя проглотить немного, чтобы успокоить Дина. Он не мог сделать так, чтобы брат перестал за него тревожиться, но делал то, что было в его силах, чтобы уменьшить эту тревогу.
Он запил салат тремя кружками крепкого кофе. Это поможет ему какое-то время продержаться без сна. Сэм мог бы снова начать принимать кофеиновые таблетки, но они плохо сочетались с его обезболивающими, а отказаться от обезболивающих Дин ему не давал. Хотя, возможно, он не упорствовал бы так, если бы знал, что снится Сэму.
В последнее время Сэм вообще спал слишком много. Он надеялся, что это просто слабость после недавних ран и побочный эффект от таблеток, но в глубине души шевелился вечный страх — что, если на этот раз лучше уже не станет?
Что, если тени так и будут тянуться к нему отовсюду? Он знал, что у него мания преследования, но это ни капли не помогало — он просто отчетливее понимал, что сходит с ума. Реальность начала ускользать от него несколько месяцев назад, но после той охоты все в считанные дни стало намного хуже. И Сэму очень хотелось надеяться, что в этом виноваты только усталость и лекарства, которые он принимал.
Дин заказал стейк и картошку. Сэм втайне порадовался, что ему до сих пор удается скрывать от брата, как его мутит от вида и запаха жареного мяса. Кроме того Дин взял бумажный пакет с едой на вынос — их будущий ужин в мотеле, который первым попадется по дороге. В последнее время Дин предпочитал лишний раз не выходить из номера, и Сэм надеялся, что когда ему станет лучше, брат оставит эту привычку.
Он висел камнем на шее у брата и ненавидел себя за это. Иногда он думал, что лучше бы ему умереть, наконец, но понимал, что это ничего не изменит и уж наверняка не сделает Дина счастливее. Неважно, как будут развиваться события, его брата в любом случае ожидал только проигрыш.
Сэм давно знал, что Дин не может быть счастлив ни с ним, ни без него. Скорее всего, винить в этом следовало отца — и видит бог, он его винил. Вряд ли сознавая, что делает, отец с самого детства настойчиво внушал старшему сыну, будто тот чего-то стоит, только когда заботится о своем младшем брате. Но в конечном итоге все всегда сводилось к Сэму и к ошибкам, которые он совершал.
Он знал, что одним своим видом напоминает Дину о времени, проведенном в аду. И как бы Сэм ни пытался найти в происходящем хоть какие-то положительные стороны, на ум приходила только одна мысль: если сейчас Дин так мучается из-за него, возможно, он сможет вздохнуть чуть свободнее, когда Сэма, наконец, не станет.
Глупая мысль, и Сэм это понимал. На самом деле Дин будет раздавлен горем. Но хуже всего было другое, и это Сэм тоже прекрасно понимал: когда остатки разума покинут его, и он окончательно погрузится в свои кошмары, он по-прежнему будет жив, а значит, Дин по-прежнему не будет свободен.
С этим надо было что-то делать.
Но сейчас у Сэма не было сил думать об этом. Он просто радовался тому, что они наконец сделали остановку. Просто сидел на скамейке в закусочной и глядел на брата, с аппетитом уплетавшего стейк. Ему стало немного лучше вдали от машины (и от того, что все время мерещилось ему на заднем сиденье). Здесь было теплее. Он и так постоянно мерз, но в машине становилось хуже всего. Дин не выключал обогреватель, хотя и повторял, что на самом деле совсем не холодно. (На жару он тоже не жаловался — еще одна безмолвная жертва с его стороны.)
Как ни приятно было в кои-то веки перестать дрожать, это могло означать только одно — в машине действительно что-то было. Дин не видел этого и не ощущал, но, тем не менее, оно там было.
Вспомнив, что скоро придется вернуться в машину и провести в ней еще несколько часов, Сэм невольно вздрогнул. Раньше импала была для него воплощением безопасности, теперь… нет.
— — —
Радио начало захлебываться помехами через десять минут после того, как они выехали на шоссе. На первый взгляд, в этом не было ничего особенного — забираясь в глушь, они часто теряли одну станцию, и приходилось искать другую. Как раз поэтому Дин предпочитал слушать свои кассеты — и еще, разумеется, из-за того, что «по радио все равно крутят только фальшивую классику и прочее дерьмо».
Но сегодня Сэм и без того был навзводе, усилием воли сдерживаясь, чтобы не оборачиваться поминутно от ощущения, будто с заднего сиденья к нему тянется чужая рука. Когда радио вдруг начало запинаться, он чуть не поддался первому порыву выпрыгнуть из машины на ходу. Секунду спустя песня утонула в белом шуме, потом снова вернулась, но теперь ее заело, словно старую пластинку.
— Ах, какие у тебя глаза, — снова и снова выводил Фрэнк Синатра. — Ах, какие у тебя, какие у тебя глаза…
В следующую секунду радио переключилось на другую станцию, и они услышали последние слова речи какого-то проповедника о правосудии ангелов.
Ни одно нормальное радио никогда так не делало. И если поспешность, с которой Дин повернул выключатель, о чем-то говорила, не одному Сэму от этого стало не по себе.
— В этих местах всегда была паршивая связь, — с деланной небрежностью заметил Дин, протягивая руку к коробке с кассетами.
Сэм хотел спросить, кого он пытается обмануть. Хотел сказать, что связь тут ни при чем, с ними в машине что-то есть — и учитывая все, что им известно о сверхъестественном, нужно быть идиотом, чтобы не замечать очевидного. Но он ничего не сказал. Слова нарушили бы хрупкое равновесие, но пока Дин негромко подпевал своей любимой песне, пока улыбка пряталась у него в уголках губ, а полуденное солнце путалось в волосах, еще можно было делать вид, что они в безопасности.
Два часа спустя пленка в кассете начала хрипеть и взвизгивать, словно ее жевали, и после этого все стремительно понеслось под откос.
ГЛАВА 4
Автор: vail_kagami
Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html
Перевод: La Calavera Catrina
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: R
Жанр: кейс-фик, хоррор
Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей
Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 3
читать дальше
Бобби по телефону подтвердил, что готов их принять. Ничего другого Дин не ждал, но до Бобби еще нужно было добраться. У них ушло два дня на то, чтобы попасть в Южную Дакоту, и еще день, чтобы пересечь ее. Ни погода, ни комнаты в попутных мотелях не становились лучше. Сэм был совсем измучен, часами молчал, плотнее заворачиваясь в куртку, и у него почти не оставалось сил сопротивляться боли. У Дина нервы тоже были на пределе. Он гнал машину, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить, — Сэм все равно ничего не ел, а каждая задержка в пути отдаляла их от следующего мотеля. Сэм делался все более тихим и замкнутым, Дин сходил с ума от беспокойства. До Бобби оставался еще день пути, обогреватель в импале работал на полную мощность, но Сэм все равно дрожал, и даже Дину начало казаться, что в машине холодно.
Еще хуже становилось в мотелях. Отопления там, как правило, не было, а то, что было, совершенно не оправдывало это гордое звание. Если бы Дин не знал наверняка, что соль и защитные печати, добавленные для полной уверенности, не подпустят к ним ни одного призрака, он мог бы поверить, что их кто-то преследует.
Сэм спал не так много, как хотелось бы Дину — то ли не давала заснуть боль, то ли картины, которые вставали перед глазами, когда он часами лежал, глядя в потолок. Дин тоже спал мало, а когда удавалось заснуть, сон был беспокойным. Когда они, наконец, добрались до автосвалки Бобби, Дин едва держался на ногах и дрожал не хуже Сэма. И к своему немалому изумлению не мог дождаться момента, когда они окажутся под знакомой крышей, в хорошо натопленных комнатах.
Бобби приготовил для них постели и встретил их привычным ворчанием и двумя кружками кофе — Сэм отказался, а Дин принял свою с благодарностью. Кофе был лучше всего, что ему приходилось пробовать за последнее время, и словно согрел его изнутри. Впервые за много дней Дин почувствовал, что оттаивает. Но руки у него продолжали трястись — к слову о недостатке сна и необходимости срочно вытянуться в постели.
Однако Дин решил, что поспит, когда сможет. Только после того, как убедится, что с Сэмом все в порядке.
Бобби отвел им спальню на первом этаже — комнату, которую оборудовал для себя в то время, когда передвигался в инвалидной коляске. После того, как способность ходить к нему вернулась, он больше не пользовался комнатой. В ней была только одна кровать, но Бобби передвинул туда вторую койку. Раньше койка стояла в бункере. Сейчас на ней было нормальное постельное белье, и покрывало спускалось почти до пола, словно в попытке замаскировать истинную сущность этого предмета. Дин сказал, что Сэм будет спать в обычной кровати, и Сэм не стал возражать. Он ушел в комнату сразу же, отказавшись от ужина. Дин изо всех сил пытался не быть курицей-наседкой, поэтому допил кофе и только потом пошел проверить, что делает брат. Сэм уже крепко спал, не раздевшись и даже не сняв повязку с левой руки.
— Как он? — спросил подошедший Бобби — тихо, чтобы не побеспокоить Сэма.
Дин неопределенно пожал плечами:
— Бывало и лучше. По крайней мере, сейчас он спит. Слушай, Бобби, — добавил он после недолгого молчания, — у тебя есть обезболивающие? Я хочу сказать, настоящие, сильные?
Бобби поколебался.
— Таких, которые можно ему дать, — пожалуй, нет, — наконец отозвался он. Дин понял, что он имел в виду. Последнее, что Сэму сейчас было нужно — это сильнодействующие препараты, воздействующие на связь с реальностью.
— Отлично, — пробормотал он.
— У меня полно обычных таблеток, которые тоже могут помочь, — напомнил Бобби.
— Бобби, у него ведь не просто голова разболелась.
— Это лучше, чем ничего, — Бобби хлопнул Дина по плечу, потом ненадолго сжал пальцы. — С ним бывало и хуже.
Наверное, Бобби старался подбодрить его, но Дину захотелось рассмеяться — и отнюдь не от облегчения. Это правда, с Сэмом бывало и хуже. Сэму можно было отрубить руки и ноги, выколоть глаза и поджечь его заживо — и все равно можно было, не покривив душой, утверждать, что с ним бывало и хуже.
— Как последняя охота? — спросил наконец Бобби в благородной попытке переменить тему разговора.
Дин вздохнул и кивнул на брата:
— Вот результат.
— Понятно, — пробормотал Бобби. — Но вы, по крайней мере, упокоили эту тварь?
— Отправили прямиком в ад, или откуда там она вылезла. Но она успела зацепить Сэмми.
Бросив на Сэма последний взгляд, Дин выразительно кивнул, предлагая перебраться куда-нибудь, где им не придется понижать голос.
— Как он вел себя на охоте? — спросил Бобби, когда они устроились в гостиной. Услышав вопрос, Дин внутренне ощетинился, хотя в душе понимал, что Бобби спрашивает только потому, что искренне заботится о его брате.
— Нормально, — ответил он резко, может быть, даже резче, чем следовало. — Просто отлично. Изгнал духа из этой идиотской куклы. Без него я бы не справился. Он читал экзорцизм, должно быть, поэтому призрак напал на него.
— Я никогда не говорил, что Сэм плохой охотник. Он на редкость хорош, — примирительно заметил Бобби.
— Но ты намекаешь, что он не в состоянии следить за собой, — сощурился Дин. — Или за мной. Или что я позволю ему выйти на охоту без подготовки, и его там убьют. Бобби, на охотах постоянно случается всякое дерьмо. Не то чтобы мы с ним никогда раньше не попадали в такие передряги.
Ничего не ответив, Бобби бросил на Дина взгляд, полный одновременно досады и бесконечного терпения — он давно отточил это выражение до такой степени, что оно превратилось почти в форму искусства. Взгляд произвел на Дина моментальный (и, возможно, заранее просчитанный) эффект: он тут же почувствовал себя виноватым из-за того, что срывается на старика и загружает его своими проблемами.
Дин опустился на диван и ненадолго закрыл лицо руками. Отчаяние, с которым он давно устал сражаться, на мгновение взяло верх. Он ненавидел такие разговоры.
— Я знаю, что Сэм не… — Дин не договорил, встряхнул головой и попробовал начать еще раз: — В тот день с ним все было в порядке. По-настоящему. Но так бывает не всегда. А я... — он снова запнулся, резко рассмеялся, как будто это могло обратить его признание и все, что за ним стояло, в шутку. — Я чертовски боюсь, Бобби. Я хочу, чтобы он бросил охоту, но если он и правда ее бросит… А, ладно. Пусть делает что хочет, я не собираюсь ему мешать.
В последнее время Сэм все меньше и меньше контролировал то, что с ним происходило. И Дин не собирался отнимать у него последнюю возможность самому распоряжаться своей жизнью, как бы тяжело это ни было.
— Ты в любом случае его потеряешь, — без обиняков сказал Бобби. Дин бросил на него злой взгляд, и старик устало вздохнул: — Тебе никогда не приходило в голову, что он охотится, потому что хочет встретить быструю чистую смерть?
— Мне приходило в голову, что он охотится, потому что ему больше ничего не остается, только сидеть и смотреть, в какие развалины превратилась его жизнь, — огрызнулся Дин. Горло сжала застарелая ярость — сколько бы Дин ни подавлял ее, окончательно справиться с ней никогда не удавалось.
Бобби снова вздохнул. Он знал, что не может сказать Дину ничего нового, помочь тут тоже было нечем, и скорее всего, он уже пожалел, что вообще затеял этот разговор.
— Я просто хотел сказать… Ты знаешь, присматривай за ним, — пожал плечами он.
Поразительно, как Бобби удавалось почти без всяких усилий заставлять Дина чувствовать себя виноватым. У него был усталый безнадежный голос, и Дин немедленно вспомнил, что Бобби тоже любит Сэма. Конечно, не так сильно, как Дин, — это было просто невозможно, — но все же больше, чем любой другой человек в мире. И он тоже при каждой встрече замечает, что Сэм словно тает, а тени у него под глазами делаются все глубже, и тоже понимает, что нет ни одного, ни единого способа ему помочь.
Может быть, Бобби понимал это даже яснее, ведь он не каждый день видел Сэма, и перемены должны были казаться ему особенно сильными. Кроме того, Бобби никогда не был склонен закрывать глаза на очевидное.
— Конечно присмотрю, — устало пробормотал Дин. — Не сомневайся.
— — —
В первую ночь в доме Бобби Сэм кричал во сне так, как с ним давно уже не было. Такие кошмары его не мучили даже после последнего приступа адских воспоминаний. Он метался по постели, сражаясь с невидимыми врагами, и лишь иногда затихал — тогда крики сменялись тихими безнадежными всхлипываниями.
Сердце осколками лежало у Дина в груди. Он должен был разбудить брата, но не сделал этого. Он должен был вытащить Сэмми обратно в реальность, но не сделал этого. Он должен был спасти Сэмми, но он этого не сделал. Вместо этого он лежал на проклятой койке и слушал, переполненный болью и отчаянием, страстно желая подняться и сделать хоть что-нибудь. Но он так и не поднялся. И он ненавидел себя за то, что слушает, как брат мучается, и даже не пытается ему помочь.
Постепенно он понял, что вокруг царит тишина — плотная, как вата, она наполняла, казалось, не только комнату, но и весь мир. Такая тишина бывает только в добротно выстроенных домах в глуши, далеко от оживленных улиц и городского шума. Сердце тяжело билось в груди Дина, слишком быстро, почти до боли.
Неожиданно осознав, что может значить эта тишина, Дин рывком сел на койке. Сердце запрыгало высоко в горле. Он вгляделся, и в тусклом сером свете пасмурного утра увидел, что Сэм все так же спит, и, кажется, за всю ночь даже не шевельнулся.
Значит, это был сон. Просто сон, мать его. Дин судорожно вздохнул, потер лицо рукой и даже не удивился, почувствовав, что ладонь стала мокрой.
Дину в последнее время часто снились кошмары, и единственной причиной, по которой он еще не обратился к своему испытанному лекарству, было то, что у Сэма кошмары были еще хуже (Сэму было хуже), и он должен был на всякий случай держаться рядом. Он просто не мог позволить себе отвлекаться.
Чаще всего ему снился ад. Видения были тяжелее, чем прежде, почти такие же яркие и страшные, как сразу после его возвращения. Тогда блаженное опьянение от того, что он снова ходит по земле, начало развеиваться, и он вдруг осознал — все, что каждую ночь является ему во сне, случилось на самом деле. Нетрудно догадаться, почему эти сны так настойчиво возвращались сейчас, ведь каждый день, мучительно пытаясь не думать, каким был ад для Сэма, он невольно вспоминал свой собственный ад.
В некотором смысле этот сон был хуже остальных, хотя по сравнению с ними мог показаться безобидным. Раньше, просыпаясь от адских кошмаров, Дин мог сказать себе, что все в прошлом, и никогда не повторится снова. Сейчас он проснулся с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что дальше будет только хуже.
Ему вдруг захотелось забраться к брату в постель и обнять его, как раньше, когда оба они были детьми. Ему почти хотелось, чтобы Сэм и правда проснулся от дурного сна — тогда у него был бы хороший повод. Но Сэм спал спокойно, по крайней мере, с виду, а Дин давно уже не был ребенком.
— — —
На следующий день после того, как они приехали к Бобби, Сэм впервые за долгое время почувствовал себя лучше. Будто это место само помогало ему. Может быть, так действовал знакомый дом и чувство безопасности, а может, он просто постепенно приходил в себя после тяжелой дороги. Так или иначе, ему наконец удалось нормально выспаться. Если ему что-то снилось, он этого не помнил. Таблетки, которые дал ему Бобби, притупили боль, и в первый раз за неделю он почувствовал, что ему тепло и хорошо. Он почти успел забыть, каково это.
Ночью он проснулся и долго лежал, прислушиваясь к ровному дыханию спящего неподалеку Дина. «Я дома», — подумал он тогда, но эта мысль не имела отношения к обиталищу Бобби. Он не мог бы сказать, как долго пробыл в полусне, наслаждаясь тишиной, ни о чем не думая, ничего не загадывая, не тревожа себя мыслями о непостижимом и незаслуженном чуде, которое могло бы разом все исправить.
Впрочем, чуду в любом случае не суждено было произойти. На следующее утро, вскоре после того, как он встал с постели, все стало намного хуже.
Он проснулся один, Дина давно не было. Полностью сознавая, насколько это нелепо, он все же на мгновение почувствовал себя брошенным. Действие таблеток за ночь успело сойти на нет, и боль в считанные минуты превратилась из слабой во вполне ощутимую, а потом в почти невыносимую. Ему пришлось выбраться из теплого кокона одеяла, чтобы сходить в ванную. Каждое движение причиняло боль.
В комнатах опять стало холодно. Это легко можно было объяснить погодой, или тем, что дом у Бобби старый, а в старых домах всегда гуляют сквозняки, но Сэму не хотелось искать объяснений — он просто был сыт по горло постоянным холодом. Не успев отойти от постели на три шага, он уже дрожал с головы до ног. В ванной царила вечная мерзлота. Он подумал, не принять ли душ, чтобы согреться, но мысль о том, что придется раздеваться, потом снова одеваться, или хотя бы поднять руки, чтобы стянуть рубашку, быстро избавила его от этого желания.
К тому времени, как он добрался до постели, внутри у него все заледенело. Он завернулся в одеяло, но холод, казалось, затаился глубоко в костях. Неожиданно он вспомнил, как в детстве они с Дином забирались в одну постель и грелись, прижимаясь друг к другу, и на мгновение ему захотелось снова сделать так же. Или хотя бы просто позвать Дина, чтобы он был здесь, с ним, как можно ближе. Но Дин куда-то пропал, и в любом случае, это было не то, чего мог бы попросить мужчина, которому больше десяти лет от роду.
Однако Дина, явившегося через полчаса, кажется, ни капли не смутило, что Сэму не десять и уж тем более не пять лет, и он строго отчитал младшего брата за то, что тот вообще встал с постели. Они приехали сюда, чтобы Сэм мог выздороветь, заявил Дин, а выздоравливать значит целый день лежать в постели, и пусть другие приносят все что понадобится, пока ему не станет лучше. Сэм заметил, что некоторые вещи ему все-таки придется делать самому. Впрочем, он не рискнул развить эту мысль дальше и сказать, что никакой особенной помощи ему от Дина не надо — иначе в ответ Дин наверняка отпустил бы, как он отлично умел, небрежное слегка оскорбительное замечание и припоминал бы Сэму его слова еще неделю. А Сэм и без того чувствовал себя виноватым, что вольно или невольно приковывает брата к себе и не может предложить взамен ничего, кроме вечных неудобств.
В следующие несколько дней обстановка начала медленно накаляться. Сэм все время чувствовал, что за ним присматривают и приглядывают, и это начинало утомлять. Он стал раздражительным, хотя понимал, что Дин старается сделать как лучше. Дин почему-то был уверен, что Сэму необходимо гораздо больше заботы, чем было нужно на самом деле. И даже язвительные комментарии Сэма его не обескураживали, хотя он пару раз и огрызался в ответ. Он приносил Сэму книги и лэптоп, а иногда и просто кроссворд, чтобы ему было не слишком скучно лежать в постели, и у него не возникало искушения встать вопреки распоряжениям доктора (то есть Дина). Справедливости ради, он действительно довольно часто оставлял Сэма одного — подолгу возился вместе Бобби во дворе с машинами, или просто выходил из комнаты, если Сэм его просил. Но Сэму все равно казалось, что он находится под наблюдением круглые сутки, и это действовало на нервы и не давало по-настоящему расслабиться.
(Ни капли не помогало и то, что иногда, просыпаясь по ночам, Сэм понимал, что Дин стоит на пороге комнаты или в ногах кровати и смотрит на него. Он всегда стоял в тени, так что Сэм не видел его лица и не мог сказать, заметил ли Дин, что он проснулся. В такие моменты он старался не шевелиться, а Дин никогда не подходил к нему ближе).
Кроме того, в доме у Бобби не было беспроводного интернета. Дин не жаловался — казалось, он был уверен, что Сэм знает какой-то особый фокус, который поможет ему найти новое дело, как только он откроет поисковик — но Сэма бесила невозможность в любой момент проверить почту или узнать новости.
От нечего делать он стал разбирать старые файлы, читал давным-давно сохраненные тексты и составлял описания существ и явлений, с которыми они встречались.
Отчасти он был даже рад возможности этим заняться. Он уже целую вечность собирался навести порядок в своих документах, но руки так и не доходили. Он записал ритуал Хитори Какуренбо — возможно, однажды его лэптоп попадет к тому, для кого эти сведения окажутся важными. В кои-то веки рядом был Бобби, который мог обстоятельно ответить на любые вопросы. Сэм чувствовал, что ему, пожалуй, нравится это занятие: наводить порядок ради самого порядка, без спешки и суматохи распутывать вместе с Бобби перепутанные нити и раскладывать новые сведения по полочкам.
Но через некоторое время он нашел на жестком диске файлы, которых совершенно не помнил. Все они были связаны с охотой, но все были ему незнакомы. Когда до Сэма дошло, что это его собственные заметки, сделанные в то время, когда у него не было души, он закрыл лэптоп и следующие два часа провел, борясь с тошнотой.
— — —
Теперь кошмары снились ему почти каждую ночь.
— — —
Один раз, когда он чувствовал себя почти сносно, и ему удалось уговорить Дина и Бобби уехать куда-то на полдня, Сэм сбежал из спальни и несколько часов просидел в библиотеке. Библиотечная комната была не намного больше той, из которой он так стремился вырваться, но Сэму необходимо было хоть на время уйти оттуда, неважно, куда. В спальне ему начинало казаться, будто что-то смыкается вокруг него и только и ждет случая поглотить целиком.
Конечно, он любил своего брата и приемного отца, но было так здорово побыть немного одному и не слушать ворчание по поводу своего возмутительного поведения (возмутительным считалось уже то, что он посмел встать с постели и сделать несколько шагов).
Ноги мерзли на голом полу, а вывихнутая лодыжка еще давала о себе знать при каждом шаге. Сэм поежился и обхватил себя руками, усаживаясь за небольшой стол. В доме было по-прежнему холодно, библиотека не отапливалась, но за окном золотой свет пронизывал молодую листву, обещая скорое наступление теплых дней.
Глядя в окно, Сэм невольно улыбнулся и подумал, не выпить ли сейчас чашку горячего кофе. После клиники Дин не позволял ему пить кофе, и мысль казалась очень соблазнительной.
В это мгновение позади него что-то упало на пол.
Сэм вздрогнул и обернулся, чуть не опрокинув стул. Сердце колотилось в груди как бешеное, и не подумало успокаиваться, даже когда он увидел тонкую книжку, которая совершенно безобидно лежала на полу у подножия шкафа.
Должно быть, он задел ее, когда входил в комнату, она все больше клонилась вперед, и вот наконец упала. Объяснение напрашивалось само собой, ведь дом Бобби был защищен от духов и призраков, как ни один другой. И все же Сэм смотрел на книгу так, будто она могла в любой момент прыгнуть на него. Он был почти уверен, что она это сделает.
«Здесь есть только то, чему ты позволил войти», — подумал (скорее, вспомнил) Сэм. Он торопливо поднялся и ушел на кухню. Налил себе кофе. Посмеялся над собственной мнительностью, прикинул, когда приедут Бобби и Дин — надо было успеть вернуться в спальню, чтобы избежать очередной нотации. Допил кофе, потом решил посмотреть телевизор в гостиной: может быть, удастся поймать выпуск новостей. Но перед этим он завернул в библиотеку, чтобы поставить на место упавшую книгу.
Книги не было.
Снаружи солнце начало клониться к горизонту. Одинокая птица пела неподалеку на дереве, а книги на полу библиотеки не было. Сэм осмотрел полки, чувствуя, как от напряжения сводит шею и плечи, и не нашел среди плотно сдвинутых томов ни единого пустого места. Книги стояли так тесно, что ни одна из них не могла упасть, даже если бы ее выдвинули до края полки.
Неожиданно Сэм снова почувствовал резкий холод, и на этот раз он точно не имел ничего общего со сквозняками. Сэм несколько раз сжал кулаки, будто не знал, куда деть руки. В плече ожила полузабытая боль, стало трудно дышать, голова закружилась. К горлу подступил комок, словно его вот-вот должно было стошнить.
Когда Сэм наконец добрался до их с Дином комнаты, он весь дрожал, обливаясь холодным потом, и едва держался на ногах. Ощущение чужого взгляда, ощущение, будто кто-то разглядывает его с внимательным прищуром, стало даже сильнее сейчас, когда Дина и Бобби поблизости не было. Тошнота снова поднялась к горлу, но одна только мысль о том, чтобы пойти в ванную, наполнила Сэма парализующим страхом — он не мог понять, почему, и не хотел об этом думать. Вместо этого он забрался в постель, свернулся в клубок, несмотря на боль, и закрыл глаза, словно ребенок, который все еще верит, что если спрятаться под одеяло, это его защитит.
Чуть позже, когда в комнату вошел Дин, Сэм зажмурился и притворился, будто спит. Он долгое время слышал дыхание брата рядом, чувствовал его тяжелый взгляд. Только после того как Дин, наконец, вышел из комнаты, Сэм провалился в сон, полный чудовищ и больше похожий на беспамятство.
— — —
Через десять дней они уехали от Бобби.
До полного выздоровления Сэму было еще далеко, но он настойчиво повторял, что чувствует себя прекрасно и готов снова отправиться в дорогу, и Дин, наконец, сдался. Он надеялся, что охота сможет развлечь брата. Особенно если им не придется проводить много времени в машине. Лучше всего было бы найти какое-нибудь несложное дело, не требующее от Сэма ничего, кроме расследования и прочей бумажной работы, но при этом позволявшее провести на одном месте больше пары суток.
Сам он предпочел бы остаться в Су-Фолз еще ненадолго, да и Бобби, кажется, тоже не одобрял их поспешного отъезда — если взгляды, которые он бросал на Дина, о чем-нибудь говорили. Но Сэм становился все более взвинченным, подпрыгивал при малейшем шорохе, то и дело оглядывался, незаметно присматривался к теням и ни на секунду не мог расслабиться. Дин надеялся, что дорога и смена обстановки помогут брату. Во всяком случае, охота точно должна была отвлечь его от этой непонятной одержимости.
Одержимости, ха. Черный юмор.
Не прошло и часа, как они отъехали от дома Бобби, и Дин убедился, что это решение было правильным — Сэм заснул на пассажирском сиденье импалы, словно младенец в своей колыбели. («Что ж, так и должно быть, — сказал себе Дин, — ничего удивительного. Мне тоже всегда лучше спалось в машине». «Вранье, — тут же ехидно возразил внутренний голос, — тебе давно уже не двадцать, и если приходится спать в машине больше двух ночей кряду, ты потом не можешь разогнуться»).
Но одно было совершенно точно — его детка придавала такую уверенность, какой не могла дать ни одна комната в мотеле, сколько бы соли он ни насыпал под дверь. И плевать, что в ней нельзя было даже толком вытянуть ноги.
Увы, даже мерного рокота импалы оказалось недостаточно, чтобы отогнать кошмары. Через некоторое время Дин краем глаза заметил, что Сэм вздрагивает и всхлипывает во сне. Это мучительно напомнило ему о прошлом — после того, как Джессика сгорела у них на глазах, Дину тоже постоянно приходилось будить брата, который не столько спал, сколько просто отключался от усталости. Или, если вернуться к недавнему прошлому, это напоминало тот случай, когда они с Бобби вернулись после долгой поездки и нашли Сэма в постели — он свернулся в клубок, сотрясаемый лихорадкой и кошмарами, и не реагировал ни на какие попытки его разбудить. Это был первый и последний раз, когда они оставили его дома одного, и Дин не переставал упрекать себя за эту оплошность. Как раз после этого Сэм начал уговаривать его уехать, и так настойчиво смотрел на него своим знаменитым жалобным взглядом, что никаких шансов у Дина просто не было.
В конце концов, Дин решил, что пришло время вмешаться — он не мог больше смотреть, как брат беспомощно мечется, сражаясь с какими-то чудовищами.
Сэм проснулся довольно быстро и несколько раз сморгнул, сбитый с толку проносящимися за окном картинками. Дин успел заметить мелькнувший в его глазах ужас. Подумал, не сказать ли брату, что разбудил его, потому что собирается остановиться пообедать, но это было не так, и Сэм прекрасно понял бы, что он лжет, и, если уж начистоту, чего ради сейчас было притворяться?
— У тебя был кошмар, — сказал он.
Сэм ничего не ответил.
— Сэмми! — повысил голос Дин. — Ты меня слышишь?
Он повернул голову. Сэм не отрываясь смотрел на него. Прошло несколько секунд, прежде чем в его взгляде постепенно зажглось узнавание.
— Да… — пробормотал он. Потом снова закрыл глаза. Меж бровей залегла резкая складка — в последнее время ее почти не было видно.
— Голова болит, — добавил Сэм слегка рассеянно. Такой голос у него всегда бывал после кошмаров.
— Понятно, — Дин взглянул на указатель, пытаясь сообразить, до какого города ближе, и пора ли уже сворачивать в мотель. Они выехали из Су-Фолз меньше трех часов назад — останавливаться было, пожалуй, слишком рано. Даже сразу после клиники Сэму удавалось вытерпеть не меньше пяти часов дороги, прежде чем Дин соглашался признать поражение и начинал искать место для стоянки.
Как-то Сэм, молчавший перед этим несколько часов, сам попросил его остановиться, и Дину в тот раз хотелось надавать себе оплеух за то, что он так долго не замечал, насколько плохо его брату.
Он прекрасно понимал, что вся его жизнь сейчас подчинена Сэму, и у него действительно не осталось почти ничего, кроме этого. Но ему было все равно. Он был нужен брату. И каждое мгновение, которое Дин проводил не с ним, было мгновением, потерянным безвозвратно.
Некоторое время они ехали молча. Сэм долго смотрел в окно, потом вдруг вздрогнул, резко обернулся и глянул на заднее сиденье. Что бы он ни ожидал там увидеть, на заднем сиденье этого не оказалось. Он снова сел прямо, но так и не расслабился. Через минуту он снова оглянулся, как будто услышав какой-то звук. Сзади по-прежнему ничего не было. Дин подумал, что дело заходит слишком далеко. Предаваться паранойе в номере мотеля это одно, а вести себя так, будто призрак сидит в импале — совсем другое.
— Давай остановимся, поедим? — сказал он. — Я страшно проголодался.
Сэм издал неопределенный звук, который в общем и целом означал, что ему все равно, что делает Дин, он в любом случае будет безучастно сидеть рядом, смотреть в одну точку и пытаться убедить себя, что он больше не в аду.
Теперь, чтобы выйти из этого состояния, ему требовалось все больше и больше времени.
Они только что выехали из города, а следующий должен был показаться только через час, если не превышать скорость. Однако еще через десять минут им попалась придорожная закусочная, и Сэм не стал возражать, когда Дин съехал на обочину. Он и правда чувствовал, что немного проголодался, кроме того, это позволяло ему ненадолго выйти из машины.
— — —
Дин упрямо отказывался смириться с тем фактом, что Сэм ничего не ест. Он больше не спрашивал, чего Сэм хочет, а просто ставил перед братом поднос с едой — что-нибудь легкое, фрукты или салат — и не отставал до тех пор, пока тот не съедал хоть несколько ложек. Дин прекрасно понимал, что слишком многого требовать не стоит, но не собирался просто смотреть, как Сэм пытается уморить себя голодом.
Дин не мог знать, что Сэм отказывается от еды не потому что не испытывает голода, и даже не потому что его тошнит от запаха. (С Дином такое до сих пор иногда случалось, особенно в плохой день после плохой ночи — тогда он не притрагивался к мясу, а Сэм делал вид, будто ничего не замечает, хотя кому как не ему было знать, что происходит, и почему брат не хочет об этом говорить). Просто любая еда на вкус была как пепел или сера, как сырые внутренности или глазные яблоки. Впрочем, с салатом все было нормально. Салат был просто похож на пыль. Иногда с привкусом крови. Сэм заставлял себя проглотить немного, чтобы успокоить Дина. Он не мог сделать так, чтобы брат перестал за него тревожиться, но делал то, что было в его силах, чтобы уменьшить эту тревогу.
Он запил салат тремя кружками крепкого кофе. Это поможет ему какое-то время продержаться без сна. Сэм мог бы снова начать принимать кофеиновые таблетки, но они плохо сочетались с его обезболивающими, а отказаться от обезболивающих Дин ему не давал. Хотя, возможно, он не упорствовал бы так, если бы знал, что снится Сэму.
В последнее время Сэм вообще спал слишком много. Он надеялся, что это просто слабость после недавних ран и побочный эффект от таблеток, но в глубине души шевелился вечный страх — что, если на этот раз лучше уже не станет?
Что, если тени так и будут тянуться к нему отовсюду? Он знал, что у него мания преследования, но это ни капли не помогало — он просто отчетливее понимал, что сходит с ума. Реальность начала ускользать от него несколько месяцев назад, но после той охоты все в считанные дни стало намного хуже. И Сэму очень хотелось надеяться, что в этом виноваты только усталость и лекарства, которые он принимал.
Дин заказал стейк и картошку. Сэм втайне порадовался, что ему до сих пор удается скрывать от брата, как его мутит от вида и запаха жареного мяса. Кроме того Дин взял бумажный пакет с едой на вынос — их будущий ужин в мотеле, который первым попадется по дороге. В последнее время Дин предпочитал лишний раз не выходить из номера, и Сэм надеялся, что когда ему станет лучше, брат оставит эту привычку.
Он висел камнем на шее у брата и ненавидел себя за это. Иногда он думал, что лучше бы ему умереть, наконец, но понимал, что это ничего не изменит и уж наверняка не сделает Дина счастливее. Неважно, как будут развиваться события, его брата в любом случае ожидал только проигрыш.
Сэм давно знал, что Дин не может быть счастлив ни с ним, ни без него. Скорее всего, винить в этом следовало отца — и видит бог, он его винил. Вряд ли сознавая, что делает, отец с самого детства настойчиво внушал старшему сыну, будто тот чего-то стоит, только когда заботится о своем младшем брате. Но в конечном итоге все всегда сводилось к Сэму и к ошибкам, которые он совершал.
Он знал, что одним своим видом напоминает Дину о времени, проведенном в аду. И как бы Сэм ни пытался найти в происходящем хоть какие-то положительные стороны, на ум приходила только одна мысль: если сейчас Дин так мучается из-за него, возможно, он сможет вздохнуть чуть свободнее, когда Сэма, наконец, не станет.
Глупая мысль, и Сэм это понимал. На самом деле Дин будет раздавлен горем. Но хуже всего было другое, и это Сэм тоже прекрасно понимал: когда остатки разума покинут его, и он окончательно погрузится в свои кошмары, он по-прежнему будет жив, а значит, Дин по-прежнему не будет свободен.
С этим надо было что-то делать.
Но сейчас у Сэма не было сил думать об этом. Он просто радовался тому, что они наконец сделали остановку. Просто сидел на скамейке в закусочной и глядел на брата, с аппетитом уплетавшего стейк. Ему стало немного лучше вдали от машины (и от того, что все время мерещилось ему на заднем сиденье). Здесь было теплее. Он и так постоянно мерз, но в машине становилось хуже всего. Дин не выключал обогреватель, хотя и повторял, что на самом деле совсем не холодно. (На жару он тоже не жаловался — еще одна безмолвная жертва с его стороны.)
Как ни приятно было в кои-то веки перестать дрожать, это могло означать только одно — в машине действительно что-то было. Дин не видел этого и не ощущал, но, тем не менее, оно там было.
Вспомнив, что скоро придется вернуться в машину и провести в ней еще несколько часов, Сэм невольно вздрогнул. Раньше импала была для него воплощением безопасности, теперь… нет.
— — —
Радио начало захлебываться помехами через десять минут после того, как они выехали на шоссе. На первый взгляд, в этом не было ничего особенного — забираясь в глушь, они часто теряли одну станцию, и приходилось искать другую. Как раз поэтому Дин предпочитал слушать свои кассеты — и еще, разумеется, из-за того, что «по радио все равно крутят только фальшивую классику и прочее дерьмо».
Но сегодня Сэм и без того был навзводе, усилием воли сдерживаясь, чтобы не оборачиваться поминутно от ощущения, будто с заднего сиденья к нему тянется чужая рука. Когда радио вдруг начало запинаться, он чуть не поддался первому порыву выпрыгнуть из машины на ходу. Секунду спустя песня утонула в белом шуме, потом снова вернулась, но теперь ее заело, словно старую пластинку.
— Ах, какие у тебя глаза, — снова и снова выводил Фрэнк Синатра. — Ах, какие у тебя, какие у тебя глаза…
В следующую секунду радио переключилось на другую станцию, и они услышали последние слова речи какого-то проповедника о правосудии ангелов.
Ни одно нормальное радио никогда так не делало. И если поспешность, с которой Дин повернул выключатель, о чем-то говорила, не одному Сэму от этого стало не по себе.
— В этих местах всегда была паршивая связь, — с деланной небрежностью заметил Дин, протягивая руку к коробке с кассетами.
Сэм хотел спросить, кого он пытается обмануть. Хотел сказать, что связь тут ни при чем, с ними в машине что-то есть — и учитывая все, что им известно о сверхъестественном, нужно быть идиотом, чтобы не замечать очевидного. Но он ничего не сказал. Слова нарушили бы хрупкое равновесие, но пока Дин негромко подпевал своей любимой песне, пока улыбка пряталась у него в уголках губ, а полуденное солнце путалось в волосах, еще можно было делать вид, что они в безопасности.
Два часа спустя пленка в кассете начала хрипеть и взвизгивать, словно ее жевали, и после этого все стремительно понеслось под откос.
ГЛАВА 4
@темы: Hitori Kakurenbo, фики и переводы
-
-
28.06.2012 в 17:19все напряженнее и напряженнее...
-
-
28.06.2012 в 20:47-
-
28.06.2012 в 22:39я сама за переводом стала некоторых вещей пугаться )))