«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Название: Хитори Какуренбо (Hitori Kakurenbo) Автор: vail_kagami Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html Перевод: La Calavera Catrina Разрешение на перевод: получено Пейринг: Дин/Сэм Рейтинг: R Жанр: кейс-фик, хоррор Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 4 читать дальше После происшествия с кассетой Сэму резко стало хуже, и Дин винил в этом себя одного. Зная, что в последнее время Сэм вздрагивает от каждого шороха, он вообще не должен был трогать кассеты. Как бы Дин ни превозносил достоинства кассет по сравнению с компакт-дисками, он прекрасно понимал, что им уже не один десяток лет, и они не могут служить вечно. Слушать пленку, когда рядом сидит охотник, который во-первых отлично знает, о чем свидетельствуют внезапные неполадки с техникой, во-вторых страдает манией преследования, а в-третьих, едва удерживается на грани нервного срыва, было худшей в мире идеей.
Музыка была выключена слишком поздно. Дину с трудом удалось добиться, чтобы брат согласился остаться в машине, хотя бы пока они не доедут до ближайшего мотеля. Но стоило им подъехать, и Сэм вылетел из машины как ошпаренный, не дожидаясь, когда она затормозит.
Дин не хотел оставлять его одного, но Сэм наотрез отказался идти с ним к стойке регистрации, а потом, когда Дин взял номер, наотрез отказался туда подниматься. Он даже не пытался объяснить, почему. Сэм вообще ничего не говорил. Это была безмолвная, абсолютная паника, и когда Дин попытался затащить Сэма внутрь (начался дождь, а он так и стоял на улице), он сопротивлялся изо всех сил.
Дин был в полной растерянности. В последнее время Сэм совсем ослаб (во всех смыслах), и справиться с ним было несложно, но невозможно было сделать это, не причинив ему еще больше вреда. В конце концов, он все-таки заставил Сэма зайти внутрь, просто потому что не мог бросить его под дождем, при этом постоянно спрашивая себя, неужели это все? Неужели Сэм прошел точку, из которой нет возврата, и дальше будет только хуже?
С тех пор, как Сэм был ранен на охоте за одержимой куклой, его состояние неуклонно ухудшалось. Сначала он нервничал в мотелях, потом его начала пугать машина. В доме у Бобби он немного успокоился, но и то лишь на пару дней. Теперь он, кажется, вообще больше не мог находиться в замкнутом пространстве. Четыре стены и потолок, и как бы Дин ни пытался отвлечь Сэма от этого факта, Сэм, похоже, его просто не слышал. Дин не мог бы сказать наверняка, что было тому причиной — обострившаяся клаустрофобия (он старался не думать о клетке, но эта мысль приходила в голову первой), или то, что внутри было больше укромных мест, где могло притаиться нечто, пугавшее Сэма до настоящего озноба.
Несмотря на все уговоры Дина, Сэм продолжал рваться на улицу, под дождь. Более того, через несколько минут бесплодной борьбы Дин догадался, что Сэм и его пытается вытащить вместе с собой, как будто хочет защитить от какого-то ужаса, скрывающегося в стенах комнаты.
Заметив, что Сэм не боится прикасаться к нему, но сам вздрагивает и цепенеет от его прикосновений, Дин чуть не застонал. Он не мог удержать брата одной только силой мысли, а прибегать к рукоприкладству сейчас, когда Сэм был в таком состоянии, ему совершенно не хотелось. Он помнил, что страх прикосновений появлялся у Сэма и раньше, после самых тяжелых кошмаров. После приступов настолько сильных, что ему требовалось несколько часов, если не дней, чтобы снова прийти в себя.
Дин был в отчаянии. Он должен был защищать брата, но не мог — по крайней мере, не сейчас — и вольно или невольно делал Сэму только хуже.
В итоге ему понадобилось всего несколько минут, чтобы повалить Сэма на кровать и крепко заломить худые руки. Его тяжести было вполне достаточно, чтобы удерживать брата, несмотря на все попытки освободиться.
Вскоре после этого что-то изменилось. Что-то сдвинулось, и Дин точно мог сказать, в какой момент Сэм окончательно потерял связь с реальностью и перестал понимать, где он, и кто с ним. Забыв о том, что минуту назад он хотел просто выйти из комнаты, он начал рваться из державших его рук, и в его глазах стоял чистый ужас. Дин пугал своего брата до полусмерти, и ничего не мог с этим поделать.
Все происходило в полной тишине, и это было, пожалуй, самым жутким. Дин пытался что-то говорить — Сэм не издавал ни звука, и даже всхлипывал сдавленно, почти неслышно. Дин мог только догадываться, в какую чудовищную реальность Сэм сейчас падал, если там он не осмеливался выговорить ни слова.
А может, он просто знал, что слова не помогут.
По горькой иронии, сейчас это было даже к лучшему. Крики и звуки борьбы могли привлечь внимание. Другие постояльцы или служащие мотеля вызвали бы полицию, или сами заглянули посмотреть, что происходит. А так их драма разыгрывалась без свидетелей.
Дин не представлял, что будет делать, если Сэм так и не успокоится. Он готов был держать его столько, сколько нужно, хоть сутки напролет. Но если внезапная немота, поразившая брата, не продлится долго, ему придется ударить его так, чтобы он потерял сознание, прежде чем успеет кого-нибудь переполошить. И хотя Дину за всю жизнь приходилось отключать Сэма гораздо чаще, чем это обычно делают братья, он предпочел бы по возможности без этого обойтись.
Однако этого не понадобилось. После нескольких, показавшихся бесконечными, минут молчаливой борьбы все вдруг закончилось наихудшим образом — Сэм перестал сопротивляться, замер, а потом его затрясло в новом приступе.
Судороги прекратились еще до того, как Дин успел в полной мере осознать ужас случившегося, и Сэм остался неподвижно лежать на кровати, бледный, глядя в потолок широко раскрытыми глазами. Так продолжалось больше часа.
— — —
В ту же секунду, как Сэм, захлебываясь, вынырнул в реальность, Дин оказался рядом. Сэм еще несколько мгновений отбивался от невидимых противников (или пытался вырваться из невидимых оков), а потом снова провалился в забытье, без сомнения, наполненное кошмарами.
Через несколько часов он проснется, и тогда Дин узнает, много ли осталось от его младшего брата. Таких долгих приступов у Сэма никогда еще не было.
— Сукин сын, — пробормотал Дин, сам не зная, кого имеет в виду. Должно быть, Кастиэля, который предсказал, что истерзанная душа Сэма может навсегда замкнуться в кошмарных воспоминаниях, переживая их снова и снова, до конца его дней. Это предсказание с тех пор так и крутилось у Дина в голове.
Дрожащими руками Дин взял телефон и набрал номер. Он мог спокойно смотреть в лицо гулям, вампирам и разъяренным ангелам, но при виде брата, слабо дергающегося на мотельной койке, превращался в комок оголенных нервов.
— Привет, Бобби, — сказал он, когда старый охотник взял трубку. — Все в порядке. Приступ закончился. Дин пытался говорить беззаботно, хотя сильно сомневался, что Бобби на это купится.
— С ним все в порядке? — ворчливо спросил Бобби, тоже безуспешно пытаясь скрыть беспокойство.
— Ну да. То есть не знаю. Он просто заснул, ничего не сказав. И он был сильно не в себе. Он всегда после этого не в себе… но он очнулся. Значит, все будет в порядке.
На другом конце провода повисло долгое молчание. Судя по всему, Бобби подыскивал слова, чтобы помягче сообщить Дину, как сильно он заблуждается.
— Слушай, я просто хотел сказать тебе, что Сэм пришел в себя. Позвоню, когда он проспится, — пообещал Дин, прежде чем Бобби успел что-нибудь ответить.
— Хорошо, — согласился Бобби. — Но если ему станет хуже, звони немедленно, слышишь?
— Понял.
Из трубки до Дина донеслось тарахтение старого пикапа Бобби. Очевидно, старик не шутил, когда сказал, что приедет так быстро, как только сможет.
— Вы уверены, что не хотите вернуться ко мне?
— Посмотрим. Не могу ничего сказать, пока не поговорю с Сэмми.
Если Сэм после всего этого еще будет в состоянии с ним говорить.
Дин отключился, из всех сил стараясь не думать о том, что те несколько слов, которыми они перебросились полдня назад в машине, когда по радио начались помехи, могли быть его последним осмысленным разговором с Сэмом в этой жизни.
— — —
Еще через десять часов Дин прижимал к себе рыдающего Сэма, который проснулся с криком и повторял его имя так, словно оно одно могло спасти его от преисподней, и сам был готов расплакаться от облегчения. Он укачивал Сэма в объятиях, гладил его по спине, шептал ему всякую чушь, и ему было даже не стыдно.
Как нетрудно догадаться, в следующие несколько дней Сэму пришлось нелегко. Он то и дело зависал, глядя в одну точку, любыми способами боролся со сном, и вскоре дошло до того, что от усталости у него начались галлюцинации. Но он все-таки мог говорить и понимал, где он, и что его окружает. А самое главное, точно знал, что он не в аду. С того первого приступа в Род-Айленде Дин изо всех сил старался не думать об этом, но адова арифметика сама так и складывалась в уме: если две-три минуты для Сэма растягивались на неделю… На этот раз Дин все-таки проверил, сколько прошло времени. Примеров в уме не решал, но его и без того затошнило. И, как будто всего этого было недостаточно, у Сэма началась лихорадка, и он наотрез отказывался принимать лекарства.
Все это время Дин спал не больше, чем его брат, и ел примерно столько же. Поэтому к тому времени, когда Сэм наконец отключился, Дин готов был свалиться замертво. Что он и сделал, как только голова Сэма коснулась подушки.
— — —
Дину снилась мама. Она сидела рядом и гладила его по волосам, совсем как в детстве, когда он подхватывал простуду. Он медленно приходил в себя. Волны сна выносили его все выше к поверхности, но прикосновение ласковой руки не исчезало, и он какое-то время лежал, не отрывая глаз, стараясь задержаться в этом тихом моменте как можно дольше.
Наконец, смирившись с тем, что пора просыпаться, Дин открыл глаза. И увидел брата, который сидел на краю кровати и смотрел на него с непонятным выражением. На мгновение их взгляды встретились. Потом Сэм убрал руку.
— Прости, — сказал Сэм, хотя за что он извинялся, Дин не мог понять.
— Чем это пахнет, кофе? — спросил он, приподнимаясь на локтях. Он еще чувствовал тяжесть во всем теле, но впервые за месяц по-человечески выспался. И увидеть сон о том, как мама гладит его по голове, а потом проснуться и обнаружить, что Сэм делает то же самое, было не так уж плохо.
— Я приготовил завтрак, — отозвался Сэм. — Подумал, вдруг ты проголодаешься.
Он встал и пошел на кухню — маленькая комнатка, смежная со спальней, в кои-то веки оказалась достаточно чистой. Правда, кухня состояла из одной кофеварки и микроволновой печи, но, по мнению Дина, это было абсолютно все, о чем только можно мечтать.
Дин и правда чувствовал голод. И ему надо было сходить в душ. Сэм, как видно, уже успел там побывать — он был гладко выбрит, с чистыми волосами. Волосы успели высохнуть, а это означало, что он встал уже давно. Странно, что Дин все это пропустил. Он ощутил слабый укол тревоги.
— Долго я спал? — спросил он, потягиваясь до хруста в суставах. Старость не радость, с этим не поспоришь. В свои тридцать три он чувствовал себя на все шестьдесят. Еще немного, и ему понадобятся очки для чтения.
Сэм тихо засмеялся, и Дин подумал, что давно не слышал ничего чудеснее.
— Полдня, может дольше, — ответил он. — Не знаю точно. Когда ты заснул?
— Сразу после тебя, — Дин поднял глаза на брата, который протягивал ему дымящуюся и очень соблазнительную на вид чашку кофе. Сэм выглядел намного лучше, чем раньше. Хотя круги под глазами так и не исчезли, сон явно пошел ему на пользу.
— Я понятия не имею, когда это было, — заметил Сэм.
Ну конечно, вряд ли Сэм тогда был в состоянии следить за временем.
— А ты давно встал? — спросил Дин, подавляя зевок.
— Пару часов назад. Не помню.
— Надо было разбудить меня.
— Зачем? Тебе нужно было поспать.
Полдня, подумал Дин. Ничего себе. Должно быть, и правда, старость не за горами. Он принял у Сэма кружку очень горячего и очень крепкого кофе. В последнее время Сэм пил только такой, но не ради вкуса или удовольствия, а в основном для того, чтобы поставить новый рекорд по части бессонницы.
Сэм тоже взял кружку, чему Дин ни капли не удивился.
— Что ты там говорил про завтрак? — вспомнил он.
— Хлеб, масло, немного сыра и бекон. Ничего особенного, но все-таки лучше, чем бургеры по четыре раза в день.
В глазах у Сэма зажглась веселая искорка, и это было так здорово, что Дин чуть не пропустил важное — мысль, которая уже несколько минут тревожно мигала где-то на краю сознания. Он, наконец, обратил внимание на пакеты, которые стояли рядом с кофеваркой.
— Погоди секунду, — сказал он. — Где ты все это взял?
Сэм слегка нахмурился, как будто вопрос его удивил.
— В магазине за углом. А что?
— А что? — повторил Дин. — Ты шутишь? Ты выходил на улицу и ничего мне не сказал? — хорошее настроение внезапно испарилось. — Ты выходил на улицу один ?
— Слушай, мне двадцать девять лет, — с досадой сказал Сэм. (Строго говоря, это было неправдой, двадцать девять ему исполнялось только через несколько дней). — И я научился один ходить в магазин еще до того, как начал себя помнить.
— Два дня назад ты не помнил, как тебя зовут! — заорал Дин. В голову ударила гремучая смесь ужаса и ярости. — С тобой могло случиться что угодно, и я никогда бы ничего не узнал!
Он вскочил, чтобы угрожающе нависнуть над братом, но Сэм тоже поднялся, и маневр Дина с треском провалился.
— Ты вышел на улицу один, ничего мне не сказав, — мрачно констатировал Дин.
— Хватит со мной нянчиться, — огрызнулся Сэм, скривившись от злости и боли. — Ты не моя мамочка.
— Нет, я твой брат, и сейчас ты меня просто бесишь! О чем ты вообще думаешь?
— О чем я думаю? — вспыхнул Сэм. — Я просто сходил в магазин, что тут такого?
— Ну конечно. Просто в магазин. Какая разница, в магазине ты будешь или на другом континенте, если у тебя случится припадок, тебя куда-нибудь увезут, и я даже не буду знать, что с тобой!
— Со мной все в порядке! — упрямо повторил Сэм. — Я чувствую, когда становится хуже, а сейчас все в порядке. Или я вообще уже не могу никуда пойти без твоего разрешения?
— Ты никуда не можешь пойти без меня, — отрезал Дин. — Даже если я буду знать, где ты, и что-то пойдет не так, я могу приехать слишком поздно!
Ему так и хотелось врезать Сэму, который вел себя как полный идиот и отказывался понимать очевидные вещи.
— Может, тебя вообще лучше запирать на всякий случай? — со злостью бросил он.
— Что?! — Сэм шагнул вперед, и Дин невольно отступил. — Ты собираешься держать меня взаперти, как последнего слабоумного? А мне казалось, ты был бы рад наконец от меня избавиться!
Если до этого Дин был просто зол, то теперь пришел в настоящее бешенство.
— Ты… — прошипел он. — Как у тебя язык повернулся…
В глазах поплыло от бессильной ярости. На мгновение забыв обо всем, он сгреб Сэма за рубашку и оттолкнул так, что тот ударился спиной о стену. Снова встряхнул его и припечатал к стенке коленом и кулаками.
— Как тебе вообще такое пришло в голову?! — заорал он Сэму в лицо — между ними оставалось всего несколько дюймов. — Все, что я делаю, абсолютно все, я делаю только потому, что не хочу тебя потерять! Это ты никак не дождешься, когда можно будет сбежать!
Сэм открыл рот, собираясь ответить, но прежде чем он успел это сделать, Дин вдруг неожиданно для себя самого подался вперед и впился в его губы. Сэм так и застыл. Паззл сложился мгновенно, память тела притянула одно движение к другому, и прежде, чем до Дина успело дойти, что происходит, его язык оказался у Сэма во рту. В следующую секунду он понял, что делает, разжал пальцы и попятился. Несколько мгновений они с Сэмом ошеломленно смотрели друг на друга. На расстоянии еще лучше стало видно бледное лицо Сэма и расширенные глаза.
— Твою мать, — сказал Дин, резко развернулся и вышел из номера.
Это было похоже на паническое бегство.
На улице холодный ветер отвесил ему крепкую оплеуху. До мая оставалось всего несколько дней, но погода упрямо не хотела налаживаться. Под ногами чавкала грязь, в воздухе пахло дождем. Дин пошел быстрее, сам не зная, от чего хочет убежать.
Но не прошло и минуты, как его осенило, что он бросил своего больного и психически нестабильного брата одного в мотеле. После того, как они орали друг на друга, и он доказывал Сэму, что тот нигде, никогда, ни при каких обстоятельствах не должен оставаться один.
Выругавшись, Дин развернулся и еще быстрее бросился назад. Рывком распахнув дверь номера, он обнаружил, что Сэм так и сидит на краю кровати с растерянным видом.
Дин вошел так же быстро, как вышел.
— Так, — объявил он, падая на кровать. — Ничего не было. У нас есть еще кофе?
— — —
Не было, так не было. В следующие дни Сэм, похоже, даже не вспоминал об этом поцелуе, чему Дин был только рад (и вовсе не был втайне разочарован или еще что-нибудь в этом роде). Он решил остаться в этом мотеле, пока у Сэма совсем не пройдет лихорадка, или пока не кончатся деньги на карточке — смотря что произойдет раньше.
Сэм продолжал твердить, что с ним все в порядке. По сравнению с последними днями он и правда держался отлично, хотя все так же часто оглядывался, старался как можно больше времени проводить на улице и ни разу не подошел к импале.
«Все в порядке, как же», — мрачно подумал Дин, копаясь в своей сумке и краем глаза поглядывая на Сэмми. Может быть, как раз из-за того, что он пытался одновременно делать два дела, чистая рубашка, которая должна была (он точно это знал) лежать в сумке, загадочным образом от него ускользала. Но даже когда он полностью сосредоточился на поисках и едва не влез в сумку с головой, то нашел внутри только грязное белье. Досадливо вздохнув, он пошел смотреть под подушкой, потом под кроватью. В последнее время он постоянно терял вещи, и это начинало раздражать.
Наконец ему на глаза попался шкаф для одежды. Они с Сэмом никогда не клали одежду в шкаф, если задерживались на одном месте меньше недели, но кто знает, может быть, ночью он ходил во сне и перекладывал вещи на полки. Это так же вероятно, как и то, что рубашка могла бесследно раствориться в воздухе. Или все-таки чуть менее вероятно. Но он все равно открыл дверцы, чтобы потом с чистой совестью сказать, что искал везде.
Рубашки внутри не было — и хорошо, значит, во сне он все-таки не ходил. Но вместо нее с пустой полки на Дина уставился тряпичный желтый прямоугольник с дурацкой жизнерадостной улыбкой.
Дин нахмурился, скорее от изумления. Наклонился и взял куклу в руки, чтобы показать Сэму.
— Ого! Смотри, что я нашел.
Сэм, который сидел на кровати к нему спиной, обернулся и тоже недоуменно нахмурился:
— Игрушечный кусок сыра?
— Ну ты даешь, — иногда Дину трудно было поверить, что Сэм и правда его брат. — Это же Губка Боб — Квадратные Штаны. Он живет в ананасе на дне океана.
— Я даже не хочу спрашивать, откуда ты это знаешь.
— Долгие скучные вечера, брат пропадает в библиотеке, а по телевизору в мотеле идут три с половиной канала, — пожал плечами Дин.
Сэм выпрямился и тут же поморщился от неосторожного движения.
— Я думал, ты в это время смотришь порно.
— Даже порно надоедает. И потом, за него надо платить.
Сэм поглядел на Дина, потом на тряпичную куклу с нарисованными дырками. Дин завел глаза:
— Даже не начинай.
— Где ты ее нашел? — быстро спросил Сэм.
— В шкафу. Наверное, кто-то забыл, — Дин подбросил куклу в воздух и снова поймал. — Я всегда знал, что на самом деле в мотелях никто никогда не прибирается.
Сэм улыбнулся:
— Хочешь оставить ее себе? Будет с кем поговорить, когда я опять уйду в библиотеку.
Дин подумал, не запустить ли ему в Сэма куклой. Это было бы так естественно. Но она казалась необычно тяжелой, будто набитой песком, а Сэм еще не совсем поправился, и удар мог оказаться слишком сильным. Поэтому Дин просто сказал: «Боже упаси» и посадил куклу обратно на полку.
Однако Губка Боб напомнил ему о существовании телевизора, и он устроился перед экраном, намереваясь убить часок-другой на это приятно-бессмысленное занятие. Сэм по-прежнему вел себя беспокойно. Дину пришло в голову, что постоянно быть навзводе, вот так, без передышки, наверное, очень тяжело. У Сэма снова был измученный вид. Как, впрочем, и все последние месяцы.
— Я иду на улицу, — сказал Сэм с легким вызовом, как будто ждал, что Дин его не пустит. Он уже встал и подошел к двери. Дин заметил, что он до сих пор немного прихрамывет. Их потасовка несколько дней назад вряд ли пошла на пользу вывихнутой лодыжке.
Дин посмотрел в окно. Занавеска была опущена, но он мог сказать, что солнце светит ярко, а на небе, должно быть, ни облачка. В такой день не годится сидеть в четырех стенах.
— Куртку не забудь, — напомнил он брату. Тот бросил на него раздраженный взгляд и нарочно не стал брать куртку.
Выйдя вслед за ним на улицу, Дин обнаружил, что там не так холодно, как он ожидал. Скорее даже довольно тепло. В конце концов, до мая оставалось совсем недолго.
Неожиданно Дин вспомнил, что через несколько дней у Сэма будет день рождения. Ему исполнится двадцать девять. А до тридцати он может не дожить. Мысль о том, что на самом деле Сэм не должен был дожить и до двадцати четырех, почему-то принесла мало утешения. В этот момент Дин вдруг почувствовал, что отчаяние, от которого он вечно отмахивался, наваливается на него всей тяжестью. Он посмотрел на брата — солнце в волосах, рубашка висит мешком на исхудавших плечах. Сколько ему еще осталось?
Как будто специально выбрав самый неподходящий момент, Сэм обернулся, и легкая улыбка тут же исчезла с его лица.
— Дин? Что с тобой? — он встревоженно шагнул к брату. — Ты как?
«Как обычно. Просто не хочу тебя потерять», — подумал Дин. Вслух он этого, разумеется, не сказал. Как и того, что когда Сэм смотрит на него вот так, широко раскрытыми, полными тревоги глазами (ведь это же Сэм, он всегда чувствует, если Дину плохо, только никогда не чувствует, почему ), ему становится еще хуже.
— Я нормально, — сказал он. — Но сказывается острая нехватка пива в организме.
Сэм поглядел на него с сомнением.
— Знаешь, если ты чувствуешь себя не очень, мы можем…
— Свежий воздух еще никому не вредил, — перебил Дин. — Как и пиво. Я возьму пару бутылок из багажника, а потом мы найдем какое-нибудь тихое место.
Сэм посмотрел на него с кривоватой улыбкой, которая не могла скрыть тревоги и неуверенности, застывших в глазах.
Когда они шли по тропинке к лесу, он держался к Дину ближе, чем обычно, так близко, что иногда задевал его локтем. А Дин думал: «Я так люблю тебя, что мне не хочется жить».
— — —
Некоторое время все шло нормально, если не считать того, что рубашка Дина так и не нашлась, и что еще хуже, на следующий день у него пропал один ботинок. Он сбросил ботинки у кровати, когда раздевался перед сном, а утром одного уже не было. Сначала он обвинил Сэма, решив, что это очередная дурацкая шутка, но Сэм клялся, что он тут ни при чем. Он по-настоящему расстроился, когда Дин начал на него кричать, — они уже собрались уезжать, но не мог же Дин выйти из номера в одном, мать его, ботинке — и Дин тут же вспомнил, что во-первых Сэму сейчас и без того тяжело, а во-вторых, что он никогда первым не начинал их шуточные войны. Сэм помогал ему искать ботинок повсюду, и под конец сам разозлился. В итоге Дину пришлось прыгать до машины на одной ноге и покупать в городе новую пару обуви.
Это его особенно взбесило. Найти нормальную подходящую обувь было делом небыстрым, поэтому они предпочитали носить свою, пока она не развалится окончательно.
Тайна пропавшего ботинка так и не была раскрыта, и это беспокоило Дина. Ботинки не пропадают сами по себе. А мысль, что кто-то пробрался в номер, застал их обоих спящими и ушел, взяв на память один ботинок, была такой нелепой, что становилось уже не смешно. Кроме того, в последнее время Дин спал очень чутко, его часто будили кошмары Сэма (в те ночи, когда Сэм вообще спал).
Можно было предположить, что в мотеле хозяйничает призрак, но соль и защитные знаки всегда оставались нетронутыми, а кроме того, тогда пришлось бы признать, что точно такой же призрак был с ними в доме Бобби, где Сэм умудрился неизвестно куда подевать две обоймы от своего тауруса и книгу, которую держал рядом с кроватью.
Как раз тогда ему стало настолько хуже, что он начал уговаривать Дина уехать.
Они перебрались в другой мотель. Сэм нашел в газете что-то, похожее на очередное дело, в одном из соседних городков, а Дин счел, что брат уже достаточно набрался сил, и они могли бы этим делом заняться. Судя по всему, их ждал обыкновенный призрак. Сэмми, решил Дин, может заниматься расследованием сколько душе угодно, а Дин посолит и сожжет, и вообще разберется с возмущенным духом, если тот вздумает им мешать.
Предчувствуя, что Сэм, узнав о таком раскладе, начнет спорить, он не сказал ему заранее, что пойдет на охоту один, намереваясь дождаться момента, когда Сэм заснет, или просто ускользнуть под каким-нибудь благовидным предлогом, вроде покупки еды.
Это был блестящий план, и все шло как по маслу.
До тех пор, пока Сэм не отправился вместе с Дином к одному из свидетелей, который после нападения призрака едва не остался без глаз. Свидетеля звали Дэнни. Братья застали его за работой в саду. Он коротко поздоровался, даже предложил им кофе, но было заметно, что он не слишком рад их приходу (еще одна пара журналистов, заинтересовавшихся его историей). Отвечая на вопросы, Дэнни не отрывался от работы. Он расчищал заросшую кустарником площадку на заднем дворе, и Дину с Сэмом приходилось повышать голос, чтобы перекричать шум небольшого садового шредера. Вернее, повышать голос приходилось Дину. Сэм не проронил ни слова с того момента, как они вошли в сад, и Дину понадобилось слишком много времени, чтобы заметить это молчание и понять, что происходит.
В сущности, он так ничего и не замечал, пока об этом не сказал Дэнни. Тот вдруг смолк на полуслове, уставился Дину за спину и спросил с грубоватой заботой, немедленно напомнившей ему о Бобби:
— С вашим напарником все в порядке?
Почувствовав, как внутри все переворачивается, Дин обернулся. Сэм стоял в нескольких шагах от него, бледный как смерть, и неотрывно глядел на шредер. Ветки одну за другой затягивало внутрь машины, где мелькали лезвия, а с другой стороны сыпались мелкие обрубки. Сквозь шум мотора было слышно, как ветки ломаются с сухим хрустом, похожим на хруст костей.
Дину не понадобилось и секунды, чтобы догадаться, что сейчас видит брат. Даже не подумав извиниться перед Дэнни, он сгреб Сэма за плечи (резко, почти грубо, такие худые под его руками), развернул и потащил его прочь, за угол дома и к машине. Сэм пошел за ним, не сопротивляясь, по-прежнему глядя невидящими глазами на что-то, чего, к счастью, не мог видеть Дин.
В десяти метрах от машины Сэма затрясло. Еще через пять метров он упал на колени, и его вырвало на тротуар остатками сегодняшнего скудного завтрака. Как только его перестало рвать, Дин снова потащил его вперед. Он знал, что должен как можно скорее увести Сэма отсюда.
Но дойти до машины им не удалось. Сэму не удалось даже толком подняться на ноги, как худший кошмар Дина снова стал реальностью: Сэм конвульсивно содрогнулся, его глаза невидяще распахнулись, и у него начался новый приступ — хотя с предыдущего раза еще не прошло и недели. Дэнни, который, оказывается, пошел вслед за ними и с тревогой наблюдал за происходящим, пробормотал, что вызовет скорую, и бросился к дому.
— Нет! — выкрикнул Дин. Или не выкрикнул, а прошептал, он сам не понял. Он мог только надеяться, что сказал это намного спокойнее и увереннее, чем на самом деле себя чувствовал.
Он держал судорожно выгибающегося брата и одновременно убеждал Дэнни, что все в порядке, это пройдет, Сэмми просто нужно принять лекарства, и все будет в порядке. Эпилепсия, соврал Дин, хотя не был уверен, совпадают ли симптомы. Но даже если нет, Дэнни, кажется, тоже был не большим специалистом в этой области. Объяснение его вполне удовлетворило, и он старался по возможности помочь. В любой другой день Дин был бы благодарен, но сейчас ему хотелось только, чтобы все как можно скорее закончилось, чтобы Дэнни куда-нибудь исчез, а приступ у Сэма прекратился.
Но приступ все не прекращался.
Казалось, прошла вечность, прежде чем Дину удалось поднять безжизненное тело брата и дотащить до машины. На этот раз Дэнни действительно очень помог, вовремя открыв дверь, чтобы Дин смог уложить Сэма на заднее сиденье.
— Вы уверены, что с ним все в порядке? — спросил Дэнни. Для человека, которому призрак недавно чуть не выцарапал глаза, он вел себя на редкость участливо. Дин кивнул.
— Он придет в себя через час, — сказал он, хотя сам ни секунды в это не верил.
— — —
Сэм не пришел в себя ни через час, ни через пять часов. Дин уложил его на кровать в мотеле и ждал. Прошло пять часов, потом десять, а он все не решался позвонить Бобби. Ведь иногда нужно просто подождать, говорил он себе. Может быть, на этот раз Сэму понадобится больше времени, чем обычно, но он обязательно выкарабкается, а значит, незачем беспокоить старика.
Привыкнув постоянно думать о том, что однажды Сэм все-таки не выкарабкается, он упрямо отказывался верить, что этот момент уже пришел.
Выглянув в окно, он со слабым удивлением понял, что давно наступила ночь. К Дэнни они поехали еще до полудня. Потом он понял, что не может сказать, какая по счету это ночь — первая или четвертая. Невозможно, чтобы время шло так медленно.
Спать он не ложился.
Сэм не очнулся ни в полночь, ни в час ночи. Около двух Дин поднял глаза к потолку и сказал: «Кас…», но больше ничего не прибавил. Кастиэль был занят своей войной. А может, уже погиб. В любом случае, он им не поможет. Никто не мог им помочь. Они были одни. Обычно Дина это вполне устраивало. Но только не сейчас, когда его сил не хватало, чтобы спасти Сэмми.
Следующим вечером призрак, на которого они должны были охотиться, убил еще одного человека. Но днем Сэм пришел в себя, и Дину было совсем не до того.
На другой день он передал дело Бобби, заставил Сэма проглотить самые сильные обезболивающие из всех, которые сам когда-либо пробовал, и погрузил его в машину.
На полпути к Миннесоте, когда Сэм свернулся клубком на заднем сиденье, провалившись в лихорадочное забытье, Дин вдруг вспомнил, что два дня назад у его брата был день рождения.
«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Название: Хитори Какуренбо (Hitori Kakurenbo) Автор: vail_kagami Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html Перевод: La Calavera Catrina Разрешение на перевод: получено Пейринг: Дин/Сэм Рейтинг: R Жанр: кейс-фик, хоррор Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 3 читать дальше Бобби по телефону подтвердил, что готов их принять. Ничего другого Дин не ждал, но до Бобби еще нужно было добраться. У них ушло два дня на то, чтобы попасть в Южную Дакоту, и еще день, чтобы пересечь ее. Ни погода, ни комнаты в попутных мотелях не становились лучше. Сэм был совсем измучен, часами молчал, плотнее заворачиваясь в куртку, и у него почти не оставалось сил сопротивляться боли. У Дина нервы тоже были на пределе. Он гнал машину, лишь изредка останавливаясь, чтобы перекусить, — Сэм все равно ничего не ел, а каждая задержка в пути отдаляла их от следующего мотеля. Сэм делался все более тихим и замкнутым, Дин сходил с ума от беспокойства. До Бобби оставался еще день пути, обогреватель в импале работал на полную мощность, но Сэм все равно дрожал, и даже Дину начало казаться, что в машине холодно.
Еще хуже становилось в мотелях. Отопления там, как правило, не было, а то, что было, совершенно не оправдывало это гордое звание. Если бы Дин не знал наверняка, что соль и защитные печати, добавленные для полной уверенности, не подпустят к ним ни одного призрака, он мог бы поверить, что их кто-то преследует.
Сэм спал не так много, как хотелось бы Дину — то ли не давала заснуть боль, то ли картины, которые вставали перед глазами, когда он часами лежал, глядя в потолок. Дин тоже спал мало, а когда удавалось заснуть, сон был беспокойным. Когда они, наконец, добрались до автосвалки Бобби, Дин едва держался на ногах и дрожал не хуже Сэма. И к своему немалому изумлению не мог дождаться момента, когда они окажутся под знакомой крышей, в хорошо натопленных комнатах.
Бобби приготовил для них постели и встретил их привычным ворчанием и двумя кружками кофе — Сэм отказался, а Дин принял свою с благодарностью. Кофе был лучше всего, что ему приходилось пробовать за последнее время, и словно согрел его изнутри. Впервые за много дней Дин почувствовал, что оттаивает. Но руки у него продолжали трястись — к слову о недостатке сна и необходимости срочно вытянуться в постели. Однако Дин решил, что поспит, когда сможет. Только после того, как убедится, что с Сэмом все в порядке.
Бобби отвел им спальню на первом этаже — комнату, которую оборудовал для себя в то время, когда передвигался в инвалидной коляске. После того, как способность ходить к нему вернулась, он больше не пользовался комнатой. В ней была только одна кровать, но Бобби передвинул туда вторую койку. Раньше койка стояла в бункере. Сейчас на ней было нормальное постельное белье, и покрывало спускалось почти до пола, словно в попытке замаскировать истинную сущность этого предмета. Дин сказал, что Сэм будет спать в обычной кровати, и Сэм не стал возражать. Он ушел в комнату сразу же, отказавшись от ужина. Дин изо всех сил пытался не быть курицей-наседкой, поэтому допил кофе и только потом пошел проверить, что делает брат. Сэм уже крепко спал, не раздевшись и даже не сняв повязку с левой руки.
— Как он? — спросил подошедший Бобби — тихо, чтобы не побеспокоить Сэма.
Дин неопределенно пожал плечами:
— Бывало и лучше. По крайней мере, сейчас он спит. Слушай, Бобби, — добавил он после недолгого молчания, — у тебя есть обезболивающие? Я хочу сказать, настоящие, сильные?
Бобби поколебался.
— Таких, которые можно ему дать, — пожалуй, нет, — наконец отозвался он. Дин понял, что он имел в виду. Последнее, что Сэму сейчас было нужно — это сильнодействующие препараты, воздействующие на связь с реальностью.
— Отлично, — пробормотал он.
— У меня полно обычных таблеток, которые тоже могут помочь, — напомнил Бобби.
— Бобби, у него ведь не просто голова разболелась.
— Это лучше, чем ничего, — Бобби хлопнул Дина по плечу, потом ненадолго сжал пальцы. — С ним бывало и хуже.
Наверное, Бобби старался подбодрить его, но Дину захотелось рассмеяться — и отнюдь не от облегчения. Это правда, с Сэмом бывало и хуже. Сэму можно было отрубить руки и ноги, выколоть глаза и поджечь его заживо — и все равно можно было, не покривив душой, утверждать, что с ним бывало и хуже.
— Как последняя охота? — спросил наконец Бобби в благородной попытке переменить тему разговора. Дин вздохнул и кивнул на брата:
— Вот результат.
— Понятно, — пробормотал Бобби. — Но вы, по крайней мере, упокоили эту тварь?
— Отправили прямиком в ад, или откуда там она вылезла. Но она успела зацепить Сэмми.
Бросив на Сэма последний взгляд, Дин выразительно кивнул, предлагая перебраться куда-нибудь, где им не придется понижать голос.
— Как он вел себя на охоте? — спросил Бобби, когда они устроились в гостиной. Услышав вопрос, Дин внутренне ощетинился, хотя в душе понимал, что Бобби спрашивает только потому, что искренне заботится о его брате.
— Нормально, — ответил он резко, может быть, даже резче, чем следовало. — Просто отлично. Изгнал духа из этой идиотской куклы. Без него я бы не справился. Он читал экзорцизм, должно быть, поэтому призрак напал на него.
— Я никогда не говорил, что Сэм плохой охотник. Он на редкость хорош, — примирительно заметил Бобби.
— Но ты намекаешь, что он не в состоянии следить за собой, — сощурился Дин. — Или за мной. Или что я позволю ему выйти на охоту без подготовки, и его там убьют. Бобби, на охотах постоянно случается всякое дерьмо. Не то чтобы мы с ним никогда раньше не попадали в такие передряги.
Ничего не ответив, Бобби бросил на Дина взгляд, полный одновременно досады и бесконечного терпения — он давно отточил это выражение до такой степени, что оно превратилось почти в форму искусства. Взгляд произвел на Дина моментальный (и, возможно, заранее просчитанный) эффект: он тут же почувствовал себя виноватым из-за того, что срывается на старика и загружает его своими проблемами.
Дин опустился на диван и ненадолго закрыл лицо руками. Отчаяние, с которым он давно устал сражаться, на мгновение взяло верх. Он ненавидел такие разговоры.
— Я знаю, что Сэм не… — Дин не договорил, встряхнул головой и попробовал начать еще раз: — В тот день с ним все было в порядке. По-настоящему. Но так бывает не всегда. А я... — он снова запнулся, резко рассмеялся, как будто это могло обратить его признание и все, что за ним стояло, в шутку. — Я чертовски боюсь, Бобби. Я хочу, чтобы он бросил охоту, но если он и правда ее бросит… А, ладно. Пусть делает что хочет, я не собираюсь ему мешать.
В последнее время Сэм все меньше и меньше контролировал то, что с ним происходило. И Дин не собирался отнимать у него последнюю возможность самому распоряжаться своей жизнью, как бы тяжело это ни было.
— Ты в любом случае его потеряешь, — без обиняков сказал Бобби. Дин бросил на него злой взгляд, и старик устало вздохнул: — Тебе никогда не приходило в голову, что он охотится, потому что хочет встретить быструю чистую смерть?
— Мне приходило в голову, что он охотится, потому что ему больше ничего не остается, только сидеть и смотреть, в какие развалины превратилась его жизнь, — огрызнулся Дин. Горло сжала застарелая ярость — сколько бы Дин ни подавлял ее, окончательно справиться с ней никогда не удавалось.
Бобби снова вздохнул. Он знал, что не может сказать Дину ничего нового, помочь тут тоже было нечем, и скорее всего, он уже пожалел, что вообще затеял этот разговор.
— Я просто хотел сказать… Ты знаешь, присматривай за ним, — пожал плечами он.
Поразительно, как Бобби удавалось почти без всяких усилий заставлять Дина чувствовать себя виноватым. У него был усталый безнадежный голос, и Дин немедленно вспомнил, что Бобби тоже любит Сэма. Конечно, не так сильно, как Дин, — это было просто невозможно, — но все же больше, чем любой другой человек в мире. И он тоже при каждой встрече замечает, что Сэм словно тает, а тени у него под глазами делаются все глубже, и тоже понимает, что нет ни одного, ни единого способа ему помочь.
Может быть, Бобби понимал это даже яснее, ведь он не каждый день видел Сэма, и перемены должны были казаться ему особенно сильными. Кроме того, Бобби никогда не был склонен закрывать глаза на очевидное.
— Конечно присмотрю, — устало пробормотал Дин. — Не сомневайся.
— — —
В первую ночь в доме Бобби Сэм кричал во сне так, как с ним давно уже не было. Такие кошмары его не мучили даже после последнего приступа адских воспоминаний. Он метался по постели, сражаясь с невидимыми врагами, и лишь иногда затихал — тогда крики сменялись тихими безнадежными всхлипываниями.
Сердце осколками лежало у Дина в груди. Он должен был разбудить брата, но не сделал этого. Он должен был вытащить Сэмми обратно в реальность, но не сделал этого. Он должен был спасти Сэмми, но он этого не сделал. Вместо этого он лежал на проклятой койке и слушал, переполненный болью и отчаянием, страстно желая подняться и сделать хоть что-нибудь. Но он так и не поднялся. И он ненавидел себя за то, что слушает, как брат мучается, и даже не пытается ему помочь.
Постепенно он понял, что вокруг царит тишина — плотная, как вата, она наполняла, казалось, не только комнату, но и весь мир. Такая тишина бывает только в добротно выстроенных домах в глуши, далеко от оживленных улиц и городского шума. Сердце тяжело билось в груди Дина, слишком быстро, почти до боли. Неожиданно осознав, что может значить эта тишина, Дин рывком сел на койке. Сердце запрыгало высоко в горле. Он вгляделся, и в тусклом сером свете пасмурного утра увидел, что Сэм все так же спит, и, кажется, за всю ночь даже не шевельнулся.
Значит, это был сон. Просто сон, мать его. Дин судорожно вздохнул, потер лицо рукой и даже не удивился, почувствовав, что ладонь стала мокрой.
Дину в последнее время часто снились кошмары, и единственной причиной, по которой он еще не обратился к своему испытанному лекарству, было то, что у Сэма кошмары были еще хуже (Сэму было хуже), и он должен был на всякий случай держаться рядом. Он просто не мог позволить себе отвлекаться.
Чаще всего ему снился ад. Видения были тяжелее, чем прежде, почти такие же яркие и страшные, как сразу после его возвращения. Тогда блаженное опьянение от того, что он снова ходит по земле, начало развеиваться, и он вдруг осознал — все, что каждую ночь является ему во сне, случилось на самом деле. Нетрудно догадаться, почему эти сны так настойчиво возвращались сейчас, ведь каждый день, мучительно пытаясь не думать, каким был ад для Сэма, он невольно вспоминал свой собственный ад.
В некотором смысле этот сон был хуже остальных, хотя по сравнению с ними мог показаться безобидным. Раньше, просыпаясь от адских кошмаров, Дин мог сказать себе, что все в прошлом, и никогда не повторится снова. Сейчас он проснулся с неизвестно откуда взявшейся уверенностью, что дальше будет только хуже.
Ему вдруг захотелось забраться к брату в постель и обнять его, как раньше, когда оба они были детьми. Ему почти хотелось, чтобы Сэм и правда проснулся от дурного сна — тогда у него был бы хороший повод. Но Сэм спал спокойно, по крайней мере, с виду, а Дин давно уже не был ребенком.
— — —
На следующий день после того, как они приехали к Бобби, Сэм впервые за долгое время почувствовал себя лучше. Будто это место само помогало ему. Может быть, так действовал знакомый дом и чувство безопасности, а может, он просто постепенно приходил в себя после тяжелой дороги. Так или иначе, ему наконец удалось нормально выспаться. Если ему что-то снилось, он этого не помнил. Таблетки, которые дал ему Бобби, притупили боль, и в первый раз за неделю он почувствовал, что ему тепло и хорошо. Он почти успел забыть, каково это.
Ночью он проснулся и долго лежал, прислушиваясь к ровному дыханию спящего неподалеку Дина. «Я дома», — подумал он тогда, но эта мысль не имела отношения к обиталищу Бобби. Он не мог бы сказать, как долго пробыл в полусне, наслаждаясь тишиной, ни о чем не думая, ничего не загадывая, не тревожа себя мыслями о непостижимом и незаслуженном чуде, которое могло бы разом все исправить.
Впрочем, чуду в любом случае не суждено было произойти. На следующее утро, вскоре после того, как он встал с постели, все стало намного хуже.
Он проснулся один, Дина давно не было. Полностью сознавая, насколько это нелепо, он все же на мгновение почувствовал себя брошенным. Действие таблеток за ночь успело сойти на нет, и боль в считанные минуты превратилась из слабой во вполне ощутимую, а потом в почти невыносимую. Ему пришлось выбраться из теплого кокона одеяла, чтобы сходить в ванную. Каждое движение причиняло боль.
В комнатах опять стало холодно. Это легко можно было объяснить погодой, или тем, что дом у Бобби старый, а в старых домах всегда гуляют сквозняки, но Сэму не хотелось искать объяснений — он просто был сыт по горло постоянным холодом. Не успев отойти от постели на три шага, он уже дрожал с головы до ног. В ванной царила вечная мерзлота. Он подумал, не принять ли душ, чтобы согреться, но мысль о том, что придется раздеваться, потом снова одеваться, или хотя бы поднять руки, чтобы стянуть рубашку, быстро избавила его от этого желания.
К тому времени, как он добрался до постели, внутри у него все заледенело. Он завернулся в одеяло, но холод, казалось, затаился глубоко в костях. Неожиданно он вспомнил, как в детстве они с Дином забирались в одну постель и грелись, прижимаясь друг к другу, и на мгновение ему захотелось снова сделать так же. Или хотя бы просто позвать Дина, чтобы он был здесь, с ним, как можно ближе. Но Дин куда-то пропал, и в любом случае, это было не то, чего мог бы попросить мужчина, которому больше десяти лет от роду.
Однако Дина, явившегося через полчаса, кажется, ни капли не смутило, что Сэму не десять и уж тем более не пять лет, и он строго отчитал младшего брата за то, что тот вообще встал с постели. Они приехали сюда, чтобы Сэм мог выздороветь, заявил Дин, а выздоравливать значит целый день лежать в постели, и пусть другие приносят все что понадобится, пока ему не станет лучше. Сэм заметил, что некоторые вещи ему все-таки придется делать самому. Впрочем, он не рискнул развить эту мысль дальше и сказать, что никакой особенной помощи ему от Дина не надо — иначе в ответ Дин наверняка отпустил бы, как он отлично умел, небрежное слегка оскорбительное замечание и припоминал бы Сэму его слова еще неделю. А Сэм и без того чувствовал себя виноватым, что вольно или невольно приковывает брата к себе и не может предложить взамен ничего, кроме вечных неудобств.
В следующие несколько дней обстановка начала медленно накаляться. Сэм все время чувствовал, что за ним присматривают и приглядывают, и это начинало утомлять. Он стал раздражительным, хотя понимал, что Дин старается сделать как лучше. Дин почему-то был уверен, что Сэму необходимо гораздо больше заботы, чем было нужно на самом деле. И даже язвительные комментарии Сэма его не обескураживали, хотя он пару раз и огрызался в ответ. Он приносил Сэму книги и лэптоп, а иногда и просто кроссворд, чтобы ему было не слишком скучно лежать в постели, и у него не возникало искушения встать вопреки распоряжениям доктора (то есть Дина). Справедливости ради, он действительно довольно часто оставлял Сэма одного — подолгу возился вместе Бобби во дворе с машинами, или просто выходил из комнаты, если Сэм его просил. Но Сэму все равно казалось, что он находится под наблюдением круглые сутки, и это действовало на нервы и не давало по-настоящему расслабиться.
(Ни капли не помогало и то, что иногда, просыпаясь по ночам, Сэм понимал, что Дин стоит на пороге комнаты или в ногах кровати и смотрит на него. Он всегда стоял в тени, так что Сэм не видел его лица и не мог сказать, заметил ли Дин, что он проснулся. В такие моменты он старался не шевелиться, а Дин никогда не подходил к нему ближе).
Кроме того, в доме у Бобби не было беспроводного интернета. Дин не жаловался — казалось, он был уверен, что Сэм знает какой-то особый фокус, который поможет ему найти новое дело, как только он откроет поисковик — но Сэма бесила невозможность в любой момент проверить почту или узнать новости.
От нечего делать он стал разбирать старые файлы, читал давным-давно сохраненные тексты и составлял описания существ и явлений, с которыми они встречались.
Отчасти он был даже рад возможности этим заняться. Он уже целую вечность собирался навести порядок в своих документах, но руки так и не доходили. Он записал ритуал Хитори Какуренбо — возможно, однажды его лэптоп попадет к тому, для кого эти сведения окажутся важными. В кои-то веки рядом был Бобби, который мог обстоятельно ответить на любые вопросы. Сэм чувствовал, что ему, пожалуй, нравится это занятие: наводить порядок ради самого порядка, без спешки и суматохи распутывать вместе с Бобби перепутанные нити и раскладывать новые сведения по полочкам.
Но через некоторое время он нашел на жестком диске файлы, которых совершенно не помнил. Все они были связаны с охотой, но все были ему незнакомы. Когда до Сэма дошло, что это его собственные заметки, сделанные в то время, когда у него не было души, он закрыл лэптоп и следующие два часа провел, борясь с тошнотой.
— — —
Теперь кошмары снились ему почти каждую ночь.
— — —
Один раз, когда он чувствовал себя почти сносно, и ему удалось уговорить Дина и Бобби уехать куда-то на полдня, Сэм сбежал из спальни и несколько часов просидел в библиотеке. Библиотечная комната была не намного больше той, из которой он так стремился вырваться, но Сэму необходимо было хоть на время уйти оттуда, неважно, куда. В спальне ему начинало казаться, будто что-то смыкается вокруг него и только и ждет случая поглотить целиком.
Конечно, он любил своего брата и приемного отца, но было так здорово побыть немного одному и не слушать ворчание по поводу своего возмутительного поведения (возмутительным считалось уже то, что он посмел встать с постели и сделать несколько шагов).
Ноги мерзли на голом полу, а вывихнутая лодыжка еще давала о себе знать при каждом шаге. Сэм поежился и обхватил себя руками, усаживаясь за небольшой стол. В доме было по-прежнему холодно, библиотека не отапливалась, но за окном золотой свет пронизывал молодую листву, обещая скорое наступление теплых дней. Глядя в окно, Сэм невольно улыбнулся и подумал, не выпить ли сейчас чашку горячего кофе. После клиники Дин не позволял ему пить кофе, и мысль казалась очень соблазнительной.
В это мгновение позади него что-то упало на пол.
Сэм вздрогнул и обернулся, чуть не опрокинув стул. Сердце колотилось в груди как бешеное, и не подумало успокаиваться, даже когда он увидел тонкую книжку, которая совершенно безобидно лежала на полу у подножия шкафа.
Должно быть, он задел ее, когда входил в комнату, она все больше клонилась вперед, и вот наконец упала. Объяснение напрашивалось само собой, ведь дом Бобби был защищен от духов и призраков, как ни один другой. И все же Сэм смотрел на книгу так, будто она могла в любой момент прыгнуть на него. Он был почти уверен, что она это сделает.
«Здесь есть только то, чему ты позволил войти», — подумал (скорее, вспомнил) Сэм. Он торопливо поднялся и ушел на кухню. Налил себе кофе. Посмеялся над собственной мнительностью, прикинул, когда приедут Бобби и Дин — надо было успеть вернуться в спальню, чтобы избежать очередной нотации. Допил кофе, потом решил посмотреть телевизор в гостиной: может быть, удастся поймать выпуск новостей. Но перед этим он завернул в библиотеку, чтобы поставить на место упавшую книгу.
Книги не было.
Снаружи солнце начало клониться к горизонту. Одинокая птица пела неподалеку на дереве, а книги на полу библиотеки не было. Сэм осмотрел полки, чувствуя, как от напряжения сводит шею и плечи, и не нашел среди плотно сдвинутых томов ни единого пустого места. Книги стояли так тесно, что ни одна из них не могла упасть, даже если бы ее выдвинули до края полки.
Неожиданно Сэм снова почувствовал резкий холод, и на этот раз он точно не имел ничего общего со сквозняками. Сэм несколько раз сжал кулаки, будто не знал, куда деть руки. В плече ожила полузабытая боль, стало трудно дышать, голова закружилась. К горлу подступил комок, словно его вот-вот должно было стошнить.
Когда Сэм наконец добрался до их с Дином комнаты, он весь дрожал, обливаясь холодным потом, и едва держался на ногах. Ощущение чужого взгляда, ощущение, будто кто-то разглядывает его с внимательным прищуром, стало даже сильнее сейчас, когда Дина и Бобби поблизости не было. Тошнота снова поднялась к горлу, но одна только мысль о том, чтобы пойти в ванную, наполнила Сэма парализующим страхом — он не мог понять, почему, и не хотел об этом думать. Вместо этого он забрался в постель, свернулся в клубок, несмотря на боль, и закрыл глаза, словно ребенок, который все еще верит, что если спрятаться под одеяло, это его защитит.
Чуть позже, когда в комнату вошел Дин, Сэм зажмурился и притворился, будто спит. Он долгое время слышал дыхание брата рядом, чувствовал его тяжелый взгляд. Только после того как Дин, наконец, вышел из комнаты, Сэм провалился в сон, полный чудовищ и больше похожий на беспамятство.
— — —
Через десять дней они уехали от Бобби.
До полного выздоровления Сэму было еще далеко, но он настойчиво повторял, что чувствует себя прекрасно и готов снова отправиться в дорогу, и Дин, наконец, сдался. Он надеялся, что охота сможет развлечь брата. Особенно если им не придется проводить много времени в машине. Лучше всего было бы найти какое-нибудь несложное дело, не требующее от Сэма ничего, кроме расследования и прочей бумажной работы, но при этом позволявшее провести на одном месте больше пары суток.
Сам он предпочел бы остаться в Су-Фолз еще ненадолго, да и Бобби, кажется, тоже не одобрял их поспешного отъезда — если взгляды, которые он бросал на Дина, о чем-нибудь говорили. Но Сэм становился все более взвинченным, подпрыгивал при малейшем шорохе, то и дело оглядывался, незаметно присматривался к теням и ни на секунду не мог расслабиться. Дин надеялся, что дорога и смена обстановки помогут брату. Во всяком случае, охота точно должна была отвлечь его от этой непонятной одержимости.
Одержимости, ха. Черный юмор.
Не прошло и часа, как они отъехали от дома Бобби, и Дин убедился, что это решение было правильным — Сэм заснул на пассажирском сиденье импалы, словно младенец в своей колыбели. («Что ж, так и должно быть, — сказал себе Дин, — ничего удивительного. Мне тоже всегда лучше спалось в машине». «Вранье, — тут же ехидно возразил внутренний голос, — тебе давно уже не двадцать, и если приходится спать в машине больше двух ночей кряду, ты потом не можешь разогнуться»).
Но одно было совершенно точно — его детка придавала такую уверенность, какой не могла дать ни одна комната в мотеле, сколько бы соли он ни насыпал под дверь. И плевать, что в ней нельзя было даже толком вытянуть ноги.
Увы, даже мерного рокота импалы оказалось недостаточно, чтобы отогнать кошмары. Через некоторое время Дин краем глаза заметил, что Сэм вздрагивает и всхлипывает во сне. Это мучительно напомнило ему о прошлом — после того, как Джессика сгорела у них на глазах, Дину тоже постоянно приходилось будить брата, который не столько спал, сколько просто отключался от усталости. Или, если вернуться к недавнему прошлому, это напоминало тот случай, когда они с Бобби вернулись после долгой поездки и нашли Сэма в постели — он свернулся в клубок, сотрясаемый лихорадкой и кошмарами, и не реагировал ни на какие попытки его разбудить. Это был первый и последний раз, когда они оставили его дома одного, и Дин не переставал упрекать себя за эту оплошность. Как раз после этого Сэм начал уговаривать его уехать, и так настойчиво смотрел на него своим знаменитым жалобным взглядом, что никаких шансов у Дина просто не было.
В конце концов, Дин решил, что пришло время вмешаться — он не мог больше смотреть, как брат беспомощно мечется, сражаясь с какими-то чудовищами.
Сэм проснулся довольно быстро и несколько раз сморгнул, сбитый с толку проносящимися за окном картинками. Дин успел заметить мелькнувший в его глазах ужас. Подумал, не сказать ли брату, что разбудил его, потому что собирается остановиться пообедать, но это было не так, и Сэм прекрасно понял бы, что он лжет, и, если уж начистоту, чего ради сейчас было притворяться?
— У тебя был кошмар, — сказал он.
Сэм ничего не ответил.
— Сэмми! — повысил голос Дин. — Ты меня слышишь?
Он повернул голову. Сэм не отрываясь смотрел на него. Прошло несколько секунд, прежде чем в его взгляде постепенно зажглось узнавание.
— Да… — пробормотал он. Потом снова закрыл глаза. Меж бровей залегла резкая складка — в последнее время ее почти не было видно.
— Голова болит, — добавил Сэм слегка рассеянно. Такой голос у него всегда бывал после кошмаров.
— Понятно, — Дин взглянул на указатель, пытаясь сообразить, до какого города ближе, и пора ли уже сворачивать в мотель. Они выехали из Су-Фолз меньше трех часов назад — останавливаться было, пожалуй, слишком рано. Даже сразу после клиники Сэму удавалось вытерпеть не меньше пяти часов дороги, прежде чем Дин соглашался признать поражение и начинал искать место для стоянки.
Как-то Сэм, молчавший перед этим несколько часов, сам попросил его остановиться, и Дину в тот раз хотелось надавать себе оплеух за то, что он так долго не замечал, насколько плохо его брату.
Он прекрасно понимал, что вся его жизнь сейчас подчинена Сэму, и у него действительно не осталось почти ничего, кроме этого. Но ему было все равно. Он был нужен брату. И каждое мгновение, которое Дин проводил не с ним, было мгновением, потерянным безвозвратно.
Некоторое время они ехали молча. Сэм долго смотрел в окно, потом вдруг вздрогнул, резко обернулся и глянул на заднее сиденье. Что бы он ни ожидал там увидеть, на заднем сиденье этого не оказалось. Он снова сел прямо, но так и не расслабился. Через минуту он снова оглянулся, как будто услышав какой-то звук. Сзади по-прежнему ничего не было. Дин подумал, что дело заходит слишком далеко. Предаваться паранойе в номере мотеля это одно, а вести себя так, будто призрак сидит в импале — совсем другое.
— Давай остановимся, поедим? — сказал он. — Я страшно проголодался.
Сэм издал неопределенный звук, который в общем и целом означал, что ему все равно, что делает Дин, он в любом случае будет безучастно сидеть рядом, смотреть в одну точку и пытаться убедить себя, что он больше не в аду.
Теперь, чтобы выйти из этого состояния, ему требовалось все больше и больше времени.
Они только что выехали из города, а следующий должен был показаться только через час, если не превышать скорость. Однако еще через десять минут им попалась придорожная закусочная, и Сэм не стал возражать, когда Дин съехал на обочину. Он и правда чувствовал, что немного проголодался, кроме того, это позволяло ему ненадолго выйти из машины.
— — —
Дин упрямо отказывался смириться с тем фактом, что Сэм ничего не ест. Он больше не спрашивал, чего Сэм хочет, а просто ставил перед братом поднос с едой — что-нибудь легкое, фрукты или салат — и не отставал до тех пор, пока тот не съедал хоть несколько ложек. Дин прекрасно понимал, что слишком многого требовать не стоит, но не собирался просто смотреть, как Сэм пытается уморить себя голодом.
Дин не мог знать, что Сэм отказывается от еды не потому что не испытывает голода, и даже не потому что его тошнит от запаха. (С Дином такое до сих пор иногда случалось, особенно в плохой день после плохой ночи — тогда он не притрагивался к мясу, а Сэм делал вид, будто ничего не замечает, хотя кому как не ему было знать, что происходит, и почему брат не хочет об этом говорить). Просто любая еда на вкус была как пепел или сера, как сырые внутренности или глазные яблоки. Впрочем, с салатом все было нормально. Салат был просто похож на пыль. Иногда с привкусом крови. Сэм заставлял себя проглотить немного, чтобы успокоить Дина. Он не мог сделать так, чтобы брат перестал за него тревожиться, но делал то, что было в его силах, чтобы уменьшить эту тревогу.
Он запил салат тремя кружками крепкого кофе. Это поможет ему какое-то время продержаться без сна. Сэм мог бы снова начать принимать кофеиновые таблетки, но они плохо сочетались с его обезболивающими, а отказаться от обезболивающих Дин ему не давал. Хотя, возможно, он не упорствовал бы так, если бы знал, что снится Сэму.
В последнее время Сэм вообще спал слишком много. Он надеялся, что это просто слабость после недавних ран и побочный эффект от таблеток, но в глубине души шевелился вечный страх — что, если на этот раз лучше уже не станет?
Что, если тени так и будут тянуться к нему отовсюду? Он знал, что у него мания преследования, но это ни капли не помогало — он просто отчетливее понимал, что сходит с ума. Реальность начала ускользать от него несколько месяцев назад, но после той охоты все в считанные дни стало намного хуже. И Сэму очень хотелось надеяться, что в этом виноваты только усталость и лекарства, которые он принимал.
Дин заказал стейк и картошку. Сэм втайне порадовался, что ему до сих пор удается скрывать от брата, как его мутит от вида и запаха жареного мяса. Кроме того Дин взял бумажный пакет с едой на вынос — их будущий ужин в мотеле, который первым попадется по дороге. В последнее время Дин предпочитал лишний раз не выходить из номера, и Сэм надеялся, что когда ему станет лучше, брат оставит эту привычку.
Он висел камнем на шее у брата и ненавидел себя за это. Иногда он думал, что лучше бы ему умереть, наконец, но понимал, что это ничего не изменит и уж наверняка не сделает Дина счастливее. Неважно, как будут развиваться события, его брата в любом случае ожидал только проигрыш.
Сэм давно знал, что Дин не может быть счастлив ни с ним, ни без него. Скорее всего, винить в этом следовало отца — и видит бог, он его винил. Вряд ли сознавая, что делает, отец с самого детства настойчиво внушал старшему сыну, будто тот чего-то стоит, только когда заботится о своем младшем брате. Но в конечном итоге все всегда сводилось к Сэму и к ошибкам, которые он совершал.
Он знал, что одним своим видом напоминает Дину о времени, проведенном в аду. И как бы Сэм ни пытался найти в происходящем хоть какие-то положительные стороны, на ум приходила только одна мысль: если сейчас Дин так мучается из-за него, возможно, он сможет вздохнуть чуть свободнее, когда Сэма, наконец, не станет.
Глупая мысль, и Сэм это понимал. На самом деле Дин будет раздавлен горем. Но хуже всего было другое, и это Сэм тоже прекрасно понимал: когда остатки разума покинут его, и он окончательно погрузится в свои кошмары, он по-прежнему будет жив, а значит, Дин по-прежнему не будет свободен.
С этим надо было что-то делать.
Но сейчас у Сэма не было сил думать об этом. Он просто радовался тому, что они наконец сделали остановку. Просто сидел на скамейке в закусочной и глядел на брата, с аппетитом уплетавшего стейк. Ему стало немного лучше вдали от машины (и от того, что все время мерещилось ему на заднем сиденье). Здесь было теплее. Он и так постоянно мерз, но в машине становилось хуже всего. Дин не выключал обогреватель, хотя и повторял, что на самом деле совсем не холодно. (На жару он тоже не жаловался — еще одна безмолвная жертва с его стороны.)
Как ни приятно было в кои-то веки перестать дрожать, это могло означать только одно — в машине действительно что-то было. Дин не видел этого и не ощущал, но, тем не менее, оно там было. Вспомнив, что скоро придется вернуться в машину и провести в ней еще несколько часов, Сэм невольно вздрогнул. Раньше импала была для него воплощением безопасности, теперь… нет.
— — —
Радио начало захлебываться помехами через десять минут после того, как они выехали на шоссе. На первый взгляд, в этом не было ничего особенного — забираясь в глушь, они часто теряли одну станцию, и приходилось искать другую. Как раз поэтому Дин предпочитал слушать свои кассеты — и еще, разумеется, из-за того, что «по радио все равно крутят только фальшивую классику и прочее дерьмо».
Но сегодня Сэм и без того был навзводе, усилием воли сдерживаясь, чтобы не оборачиваться поминутно от ощущения, будто с заднего сиденья к нему тянется чужая рука. Когда радио вдруг начало запинаться, он чуть не поддался первому порыву выпрыгнуть из машины на ходу. Секунду спустя песня утонула в белом шуме, потом снова вернулась, но теперь ее заело, словно старую пластинку.
— Ах, какие у тебя глаза, — снова и снова выводил Фрэнк Синатра. — Ах, какие у тебя, какие у тебя глаза…
В следующую секунду радио переключилось на другую станцию, и они услышали последние слова речи какого-то проповедника о правосудии ангелов.
Ни одно нормальное радио никогда так не делало. И если поспешность, с которой Дин повернул выключатель, о чем-то говорила, не одному Сэму от этого стало не по себе.
— В этих местах всегда была паршивая связь, — с деланной небрежностью заметил Дин, протягивая руку к коробке с кассетами.
Сэм хотел спросить, кого он пытается обмануть. Хотел сказать, что связь тут ни при чем, с ними в машине что-то есть — и учитывая все, что им известно о сверхъестественном, нужно быть идиотом, чтобы не замечать очевидного. Но он ничего не сказал. Слова нарушили бы хрупкое равновесие, но пока Дин негромко подпевал своей любимой песне, пока улыбка пряталась у него в уголках губ, а полуденное солнце путалось в волосах, еще можно было делать вид, что они в безопасности.
Два часа спустя пленка в кассете начала хрипеть и взвизгивать, словно ее жевали, и после этого все стремительно понеслось под откос.
«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Название: Хитори Какуренбо (Hitori Kakurenbo) Автор: vail_kagami Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html Перевод: La Calavera Catrina Разрешение на перевод: получено Пейринг: Дин/Сэм Рейтинг: R Жанр: кейс-фик, хоррор Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 2 читать дальше К тому времени, как они вышли на охоту, Сэм выучил наизусть изгоняющий ритуал, и не один, а добрых полдюжины. Если не знаешь, что именно сработает, лучше держать все необходимое в голове, не полагаясь на книги, которые могут быть потеряны или уничтожены в самый неподходящий момент. По крайней мере, так считал Сэм.
Дин считал, что у его брата в голове слишком много свободного места для всякого хлама.
Когда они приехали в квартиру, где Кэти Лансинг проиграла в прятки призраку, стало темно. Самая подходящая обстановка. Что может быть лучше, чем охотиться на зловещую куклу-убийцу в полной темноте? Вдобавок в доме не осталось ни единой целой лампочки. Что было достаточно странно — в остальном призрак нанес совсем немного ущерба.
Однако это не имело значения. Зажигать свет в комнатах, до сих пор оклеенных полицейской лентой, они все равно не собирались.
В квартире было пусто и тихо, немного света давали только уличные фонари двумя этажами ниже. Их свет с трудом пробивался сквозь повисший на улице туман. Разумеется, ночью поднялся туман — зловещая кукла и все такое, вы понимаете.
Впрочем, найти зловещую куклу оказалось не так сложно. Когда Дин вошел в гостиную, ему сразу бросилась в глаза мягкая игрушка, сидевшая на телевизоре. Она выступала из темноты светлым пятном, лишь условно напоминающим человеческую фигуру, — и хотя это должно было принести облегчение, Дину почему-то стало еще тошнее. Подойдя ближе, он разглядел мордочку куклы, похожую на кошачью. На лбу у кошки была ленточка. В темноте он не мог различить цвет, но готов был поспорить, что лента розовая. И это было, пожалуй, самым жутким.
Одним глазом посматривая на куклу, Дин не забывал следить за комнатой. Если это действительно полтергейст, атака может начаться откуда угодно, и то, что кукла сидит на самом видном месте, скорее всего, ловушка. Между ними висит на потолке лампа, которая может упасть, стоит стеклянный столик, на который человека можно швырнуть, с тарелками, которые можно разбить об его голову.
Сэм у него за спиной, напряженный и сосредоточенный, держал наготове дробовик.
Но ничего не произошло. Дин подошел к телевизору, взял куклу — и вокруг них ничего не разбилось и не сорвалось с места. Кукла, безобидно и безжизненно лежавшая в его руке, была странно тяжелой. Сжав пальцы, на мягком тельце, Дин почувствовал необычную зернистую набивку и понял — они нашли то, что искали.
— Как думаешь, дух уже ушел? — спросил он брата.
Сэм покачал головой.
— Он привязан к кукле до тех пор, пока его не изгонят. Он не может сам перейти в другой предмет.
— Значит, он ждет, когда мы потеряем бдительность.
— Наверное, — Сэм открыл обитую железом коробку, наполненную солью, и Дин бросил куклу внутрь.
На обратном пути они по-прежнему настороженно оглядывались по сторонам, не стали вызывать лифт, а спускаясь по лестнице, держались за перила на случай, если что-нибудь толкнет в спину сзади. Однако ничего такого не произошло. Лишь когда они уходили, где-то наверху в пустых комнатах Кэти захлопнулась дверь. Это заставило их вздрогнуть — и только.
Вместе с куклой они отправились в ближайший парк. Там Дин сторожил коробку, пока Сэм готовил все необходимое для экзорцизма. Ритуалы, которые он выбрал, были довольно простыми и не требовали много места. Они могли провести ритуал где угодно, но все-таки предпочли не делать этого в незнакомой квартире, тем более что в ней было слишком много предметов, которые можно разбить, вонзить или затянуть на шее. Если дух следует за куклой, им так или иначе придется иметь с ним дело, поэтому они выбрали парковую лужайку, на которой было меньше всего камней, а трава и деревья в отдалении казались не особенно угрожающими.
Самой сложной частью вечера был сам ритуал — Дин и Сэм не знали наверняка, сработает ли он. Кроме того, чтобы его провести, куклу нужно было вынуть из коробки. Естественно, именно в этот момент все обычно начинало идти наперекосяк.
Когда Дин посадил куклу в середину начерченного на земле круга, неподалеку послышался треск ветвей. Сэм, должно быть, тоже это услышал, но не перестал произносить слова экзорцизма и бросать в куклу щепотки соли и красной глины. Звуки приближались, как будто что-то гигантское ломилось к ним через парковые кусты. Оно было совсем близко, когда Сэм вдруг перестал читать.
— Не получается, — сказал он.
— Откуда ты знаешь? — Дин на всякий случай взял дробовик наизготовку. — Ты даже не закончил.
— Знаю, и все. Уничтожь круг. Достань свечи.
В таких вопросах инстинктам Сэмми можно было доверять. Дин не спрашивал, просто сделал, что просили. Он поставил пять красных свечей из пчелиного воска в углах пентаграммы, которую Сэм палкой начертил на земле. Что-то невидимое сотрясало деревья невдалеке, когда Сэм руками выкапывал в центре пентаграммы яму и выливал в нее масло из бутылки.
Бросив пустую бутылку, он протянул руку к кукле, и тут на них обрушился невидимый смерч. Услышав рев, полный животной ярости, Дин инстинктивно пригнулся. В следующую секунду Сэма подхватило, взметнуло в воздух и швырнуло, словно сухой лист. Он ударился о ствол дерева (намного сильнее, чем сухой лист), потом об землю, и остался лежать неподвижно.
— Сэм! — заорал Дин, мельком подумав, что дух оказался намного умнее, чем хотелось бы, — он сообразил, кто проводит ритуал, и сразу напал на Сэма, не отвлекаясь на то, чтобы макнуть Дина головой в ближайшую грязную лужу. Еще Дин подумал, что когда доберется до этого духа, то порвет его в мелкие клочья.
Но Сэм уже поднимался на ноги. Он нашел Дина взглядом и пытался что-то сказать, но издалека слов было не разобрать. Однако Дин увидел, что Сэм отрицательно мотает головой и слабо машет рукой в сторону куклы, которая по-прежнему лежала на земле, словно самая обычная детская игрушка.
Дин понял, что брат имеет в виду — сначала нужно позаботиться о духе. Он устремился к кукле. Краем глаза заметил, что Сэма опять швырнуло о дерево, и с усилием заставил себя сосредоточиться на ближайшей задаче.
Кукла без сопротивления упала в наполненную маслом яму. Наверное, теперь ее полагалось сжечь, но это было бы слишком просто. Так просто никогда не бывает.
Где-то за спиной Сэм издавал странные звуки, словно пытался говорить, но голос его не слушался. Дин не мог сейчас позволить себе обернуться — если он обернется, призрак убьет Сэма, потом самого Дина, а потом бог знает сколько еще людей.
Иногда спасти человека можно, только отвернувшись от него и отступив, чтобы убить то, что на него напало. Этот урок был одним из самых трудных для Дина в те времена, когда они еще охотились с отцом. Особенно если дело касалось Сэмми. Они с Сэмом хорошо усвоили этот урок. Но это не значило, что отворачиваться стало легче.
К счастью, призрак не мог одновременно следить за ними обоими. Дин сосредоточился на предметах, лежавших перед ним на земле. Пустая бутылка из-под масла. Пучок тимьяна и мешочек, в котором хранились истолченные в порошок куриные кости. Все это Сэм достал из сумки, когда решил сменить ритуал. Дину оставалось только надеяться, что в этом ритуале порядок действий не имеет значения.
Позади него Сэм начал издавать такие звуки, будто его душили. Однако среди хрипа и судорожных вдохов проскакивали обрывки слов. Дин разобрал на слух латынь. Значит, в ритуале должно быть еще заклинание. Прекрасно, мать его.
Он прочел бы заклинание сам, но из-за перестраховки Сэма у него не было такой возможности — текстов они с собой не взяли. Но даже если взяли, — возможно, Сэм предусмотрел и такой ход событий и положил в сумку книги, в которых нашел ритуалы, — даже если так, Дину понадобилось бы время, чтобы найти эти книги, а потом еще понять, что именно нужно. Поэтому он просто выкрикнул: «Подавись, сволочь!», бросил в куклу горсть тимьяна и костяной пыли и поджег ее.
Крик раздался снова, еще страшнее, чем раньше, полный ярости и паники. Дин знал этот крик и знал, что за ним обычно следует удар, от которого летишь, не видя белого света. Однако удар оказался не таким уж сильным. Вопли наполнились бессильной яростью, а Дин катился по земле, пока с размаху не налетел на что-то твердое.
Крики стали глуше, но неестественный ветер вокруг не утихал. Впрочем, ветер был слабее удара, который сбил Дина с ног, и уже не мог повалить его на землю. Дин кое-как поднялся, прислонился к тому, что затормозило его падение, и понял, что это его импала.
Теперь, когда потусторонний шум стал гаснуть, он услышал еще один голос. Сэм, которого призрак больше не держал за горло, читал экзорцизм на латыни, все громче и яснее, лишь иногда прерываясь, чтобы откашляться. Дину почудилось в этом что-то неожиданно умиротворяющее. На несколько мгновений он почти выпал из реальности, будто услышал голос из прошлого, зовущий забыться и поверить, что все беды позади. Но очередной яростный приступ кашля вернул его в настоящий момент, где его ждал раненый брат, и где все было далеко не так радужно.
Сэм продолжал читать, когда Дин подбежал к нему. Он тяжело опирался о дерево, и не переставал бормотать даже после того, как Дин начал его ощупывать. К счастью, до конца оставалось всего несколько строчек, потом вдали раздался последний слабый вопль, и все стихло.
Сэм разом сник, как будто сила, поддерживавшая его все это время, вдруг исчезла. Но, вопреки опасениям Дина, он не потерял сознание и не начал припадочно трястись. В последнее время Сэм особенно не любил, когда его душили, — от этого у него случались приступы адских воспоминаний.
И тогда становилось ясно, что затянувшаяся слабая агония, которую оба принимали за сравнительно спокойную жизнь, весьма непрочна.
Глотнув воздух ртом, Сэм сказал:
— Кажется, с этим ритуалом мы угадали.
— Призрак с тобой согласен, — отозвался Дин, рассеянно проводя рукой по спине брата.
Было совсем темно. До этого мгновения он даже не осознавал, насколько на самом деле темно. Луна и фонари вдалеке давали достаточно света, чтобы свободно двигаться, и горящая кукла тоже немного оживляла обстановку, но детали терялись во мраке. Поэтому липкое пятно крови на темной куртке Сэма Дин обнаружил только после того, как попал в него рукой.
— Черт, — пробормотал он. — Сэмми…
Сэм безучастно взглянул на окровавленную руку Дина. Потом вздрогнул, стиснул зубы и застонал, словно до него с опозданием дошло.
— Дай, посмотрю. Идти можешь? — Дин осторожно повел Сэма вперед, к огню и свету, и Сэм медленно, слегка прихрамывая, пошел. Жить будет. Если он еще может ходить, значит все в порядке, и на этот раз у него не будет никаких приступов — иначе это уже случилось бы.
Куртка Сэма на плече пропиталась кровью. Пятно крови расползалось по груди и по рукаву, и, обойдя Сэма по кругу, Дин увидел сзади такое же огромное пятно. Ничего хорошего. Особенно если учесть, что из спины у Сэма еще что-то торчало.
— Выглядит нормально, — сказал Дин. — Даже не начинай хныкать. Но лучше съездить куда-нибудь, показать тебя врачу.
— Можешь сам перевязать, — отозвался Сэм медленным полусонным голосом. Неудивительно — он потерял уйму крови, и болело это, должно быть, как…
Словом, было очень больно.
— Конечно могу, Сэмми. Но тут рядом все равно есть клиника, почему бы не воспользоваться случаем.
— Я сам могу все сделать, — упрямо сказал Сэм. Он потянулся, чтобы взяться за штуку, которая в нем засела, — тонкую и залитую кровью так, что было не разобрать, что это такое. Дин готов был поспорить, это часть того дерева, об которое Сэма приложило, и перехватил руку брата раньше, чем тот успел до нее дотянуться.
— Нет, Сэмми, ты не можешь. Идем, пока ты совсем не истек кровью.
Сэм больше не возражал, и если бы Дин не начал беспокоиться раньше, одного этого было бы достаточно, чтобы его внутренний сигнал тревоги взвыл в полный голос.
Он даже ничего не сказал по поводу крови на сиденьях своей драгоценной машины.
— — —
По дороге в клинику Сэм молчал. Дин, понятно, не испытывал особого удовольствия, глядя, как его брат мучается от боли, но все же поймал себя на мысли, что было бы лучше, если бы Сэм время от времени морщился, или начинал жаловаться, или как-нибудь еще выражал недовольство тем фактом, что его накололи на грязный кривой сучок, который вдобавок до сих пор торчал у него из плеча. В какой-то момент, когда до клиники оставалось несколько минут езды, Сэм вдруг наклонился вперед, согнулся так, чтобы можно было прижать ладони к ушам, не побеспокоив плечо, и крепко зажмурил глаза.
— Заткнись, — прошептал он так тихо, что Дин едва различил его голос за шумом двигателя. — Заткнись, заткнись. Заткнись.
— Сэм! — резко окликнул Дин и, протянув руку, встряхнул брата. Сэм вскрикнул и инстинктивно дернулся прочь, зажимая раненое плечо. Его дыхание участилось от боли, и Дин почувствовал себя хуже некуда, потому что сделал это нарочно.
Но хотя он чувствовал себя отвратительно, это сработало.
Когда они добрались до клиники, Сэм был белым как бумага, весь в холодном поту и, судя по всему, мог в любой момент потерять сознание. По крайней мере, это привлекло внимание, и вокруг них сразу забегали врачи с медсестрами. И хорошо — Дину совсем не хотелось доставать пистолет, чтобы пройти без очереди. Еще меньше ему хотелось выпускать Сэма из вида, но сделать это все-таки пришлось. Сэма увели, а Дин провел следующие два часа в комнате ожидания, выпил не меньше двух галлонов кофе и огрызался на всякого, кто не мог сказать ему ничего полезного.
В конце концов, ему разрешили снова пойти к Сэму. Того уже подлатали и определили в шестиместную палату. Ну прекрасно, мать вашу, подумал Дин. Последнее, что сейчас нужно было его брату, это компания незнакомцев. И он заявил, что заберет Сэма, как только ему перельют достаточно крови. Врач протестовал — по его мнению, Сэму стоило остаться в клинике как минимум до утра, а лучше на всю неделю, но Сэм, накачанный обезболивающими и едва стоявший на ногах, тоже был за то, чтобы выписаться под свою ответственность и вернуться вместе с Дином в тихий мотель на окраине города.
Левая рука у Сэма лежала на перевязи — кроме пробитого плеча у него оказалось растянуто запястье. А может, врач просто хотел убедиться, что пациент не выбросит повязку, как только завернет за угол клиники, — ведь две травмы серьезнее, чем одна. Кроме того, у Сэма были сломаны пара ребер и вывихнута лодыжка, но, учитывая обстоятельства, он отделался довольно легко.
И все же этого было достаточно, чтобы Дин решил задержаться в мотеле еще на одну ночь. Сначала он планировал выехать, как обычно, сразу после того, как они закроют дело. Но даже с хорошими обезболивающими, которые Сэму дали в клинике, тряска в машине была бы слишком мучительной. Тем более, что Сэму сейчас, по-хорошему, следовало спокойно лежать в той самой клинике. Дин не питал иллюзий на этот счет — он знал, что Сэму еще рано двигаться с места, и как бы ему самому ни хотелось скорее уехать из этого города, он мог бы дать брату время и возможность спокойно восстановить силы под присмотром настоящих врачей.
Мог бы, если бы не вынужденная необходимость держать Сэма подальше от мест и людей, которые могли вывести его из равновесия. Особенно учитывая его сегодняшний… приступ рассеянности.
Они двинулись в путь через день. К тому времени Сэм начал чувствовать себя лучше — иначе говоря, был в полном сознании и едва не лез на стену от боли. Дин дал ему двойную дозу обезболивающих, проверил, не загноились ли раны, и пристроил его руку на повязку. Потом усадил брата на пассажирское сиденье и серьезным голосом пообещал, что нальет ему в бутылку из-под шампуня зубной отбеливатель, если он хоть на миллиметр сдвинется с места, пока Дин ходит за вещами и грузит их в багажник.
Он надеялся, что лекарства усыпят Сэма, и он проспит самое худшее. Видит бог, Сэму давно нужно было хорошенько выспаться. (Увы, богу было наплевать). Последняя ночь прошла лучше, чем обычно, и все же Дину хотелось, чтобы брат хоть иногда мог спать спокойным здоровым сном, не только от потери крови или под действием лекарств. Однако семь часов сна и никаких кошмаров — по их меркам, это уже было неплохо.
Дин в ту ночь спал мало, но его это не слишком беспокоило. Сэм не сможет сменить его за рулем ни завтра, ни вообще в обозримом будущем, но это было не важно, потому что через пару часов Сэму станет так плохо, что им опять придется где-нибудь остановиться.
— — —
Поначалу удача как будто была на стороне Дина. Хорошая погода, почти пустая дорога, и он разогнался чуть сильнее, чем позволяли знаки в этой части штата. Окно было открыто, музыка играла достаточно громко, чтобы ее было слышно за шумом ветра, но не так громко, чтобы мешать Сэму, который неподвижно устроился рядом и сгорбился так, что волосы падали на лицо.
Когда Сэм вдруг подал голос, Дин чуть не подпрыгнул от неожиданности — ему казалось, брат давно спит.
— Забавно, — сказал Сэм.
Дин бросил на него косой встревоженный взгляд — это прозвучало слишком уж невпопад.
— Что, Сэмми?
Сэм набрал воздуха в грудь, поднял голову и посмотрел вперед, на дорогу. Взгляд у него был вполне ясный и сосредоточенный.
— Кэти и ее друзья. Сначала они хотели провести ритуал третьего числа, но потом так напугали сами себя байками о том, что это число связано с призраками, что решили перенести его на один день.
— Число три связано с призраками? — об этом Дин раньше не слышал.
— Они так думали, потому что сверхъестественная активность обычно повышается к трем часам ночи.
— Они думали, — фыркнул Дин. — Может, в этом и есть какой-то смысл. Но что тут забавного?
— То, что ритуал японский, а в Японии дурным считается число четыре.
— И эти умники в итоге провели ритуал четвертого апреля. Понимаю. — Судя по указателю, они вскоре должны были пересечь границу штата. Дин рассеянно подумал, удастся ли им проехать его, или придется остановиться раньше. — Ты думаешь, из-за этого Кэти так не повезло?
— Нет, если только сам призрак был родом не из Японии, — Сэм прислонился головой к поднятому стеклу. — Просто забавно, вот и все.
— — —
В какой-то момент Сэм перестал следить за дорогой — слишком много сил уходило на то, чтобы заставлять себя дышать сквозь приступы боли. Он любил импалу и не променял бы ее ни на одну машину в мире, но она в самом деле не была рассчитана на человека с такими длинными ногами. Во время долгих переездов у него вечно начинала болеть спина, и он принимался беспокойно ерзать, стараясь устроиться поудобнее, а Дин неизменно замечал, что Сэм мечется, как пес под дверью, которого давно не выводили на улицу. «Если тебе надо отлить, так и скажи, — говорил он. — Вокруг полно деревьев». В ответ Сэм мог досадливо поморщиться или ударить Дина кулаком в плечо, или начинал отпускать шпильки насчет размеров машины. К немалому удовольствию Сэма, Дин тут же закипал и принимался защищать свою красотку.
На этот раз Сэм не ерзал. Он хотел бы, чтобы все было как раньше — долгая дорога, неудобное сиденье, и чтобы Дин снова над ним смеялся, но сейчас Дин не стал бы смеяться, даже если бы Сэм вертелся на месте волчком. Это было жестоко. Хотя Дина вряд ли можно было назвать специалистом по части нежных чувств.
Через несколько часов у Сэма не осталось сил даже на раздражение. Он не шевелился — каждое движение причиняло слишком много боли. Дышать тоже было больно. Он сидел неподвижно и мечтал заснуть, или хотя бы замереть так, чтобы боль, кипевшая внутри, тоже затихла. Иногда он пытался найти более удобное положение, но при малейшем движении плечо пронзала раскаленная спица, и он отказывался от этой мысли — до следующего раза, пока не забывал, к чему это приведет. Все вокруг плыло. Уснуть Сэм не мог, но притворялся, будто спит, чтобы не тревожить Дина.
Впрочем, еще он мог испытывать чувство вины. Сэм знал, что прошлой ночью Дин почти не спал, и если бы дело пошло иначе, он давно попросил бы Сэма сменить его за рулем. Однако, учитывая состояние Сэма, об этом не могло быть и речи, и Дину приходилось всю дорогу вести самому.
Раздумывая об этом, Сэм вдруг поймал себя на том, что продолжает лгать себе даже в мыслях. Он изо всех сил притворялся, что поврежденное плечо — единственная причина, по которой брат не позволяет ему сесть за руль.
Он все-таки задремал и очнулся только после того, как машина остановилась. Оглядевшись, Сэм не сразу понял, что они стоят на парковке перед мотелем. Серый свет пасмурного дня на несколько мгновений сбил его с толку. Судя по всему, было около четырех часов. Но Сэму казалось, что времени гораздо больше, он ожидал увидеть темнеющее небо.
Он посмотрел в другую сторону и увидел Дина. Тот все еще держал руки на руле и смотрел на Сэма так пристально, что ему стало не по себе. Поймав его взгляд, Дин отвернулся, открыл дверь и выбрался из машины.
— Пойду займу номер, — небрежно бросил он, как тысячу раз до этого. — Подожди здесь.
Как будто Сэм мог куда-то уйти.
Некоторое время Дина не было. Сэму показалось, что долго, но скорее всего, нет. Он ждал, открыв дверь и поставив ноги на землю, здоровым плечом тяжело привалившись к спинке сиденья. Сосредоточенно делая один вдох за другим.
Когда Дин вернулся, он не удержался и спросил:
— Ты уже устал?
Дин открыл рот. Сэм думал, он огрызнется, что вообще-то это Сэм выглядит так, будто не сможет дотащиться до номера без посторонней помощи, или напомнит, что не все могли позволить себе роскошь выспаться прошлой ночью. Но Дин закрыл рот, ничего не сказав, и Сэм вдруг понял — что бы ни сказал Дин, получится, будто он обвиняет в незапланированной остановке Сэма. И вполне справедливо обвиняет. Сэм пожалел о том, что вообще заговорил об этом. Но Дин раздраженно поднял указательный палец, веля ему молчать, и это его немного утешило.
Они достаточно часто попадали в разные передряги, чтобы знать — если дела так плохи, что ты едва можешь стоять на ногах, тут уже не до ложной гордости. Поэтому Сэм не стал возражать, когда Дин помог ему выбраться из машины и дойти до комнаты. Он просто ковылял, опираясь на брата. Голова кружилась и болела. Ему хотелось лечь и проспать несколько часов кряду. Тогда он почувствует себя лучше. Отдых — вот все, что ему сейчас было нужно.
А завтра они могли бы проехать немного дальше — пока Дину хватит сил, ведь Сэм еще не скоро сможет сесть за руль.
Паршиво, конечно, но у них так было всю жизнь.
Холодный воздух погладил Сэма по лицу, когда он переступал порог комнаты, и заставил содрогнуться. Дин довел его прямо до кровати, и Сэм возмутился бы, если бы у него оставалась хоть капля сил. Вместо этого он просто тяжело опустился на кровать и, передернув плечами, пробормотал:
— Как здесь холодно.
Секундой позже твердая шершавая ладонь Дина коснулась его лба. Сэм вяло мотнул головой.
— Эй, — сказал он. — Не надо со мной нянчиться.
— Ты весь дрожишь.
Сэм не глядя мог сказать, что Дин озабоченно нахмурился.
— Потому что здесь холодно.
— Да брось. Тут конечно не слишком уютно, но все-таки не Северный полюс.
Сэм поднял глаза, обнаружил, что Дин стоит над ним, и нахмурился в ответ.
— Значит, это с тобой что-то не так, — сказал он. Он не раз простужался, и прекрасно помнил, на что это похоже. Сейчас у него не было ощущения, будто малейшее движение воздуха холодит болезненно разгоряченную кожу. Холодно было оттого, что воздух вокруг был холодным. — И на улице все было в порядке. Вряд ли мне резко стало хуже, стоило сюда войти.
— Да уж, я видел, как с тобой было все в порядке. Мне пришлось чуть не на руках тащить сюда твою задницу.
— По крайней мере, там не было холодно.
— Сэмми, ты уверен, что с тобой ничего такого не происходит? — поинтересовался Дин. — Снаружи на самом деле тоже паршиво.
Словно подтверждая его слова, первые крупные капли дождя упали на тротуар перед парковкой и расплескались, как человеческие внутренности, полные крови.
Дин сходил закрыть дверь, вернулся и протянул Сэму руку:
— Тебе нужно согреться. Хочешь в душ?
С минуту Сэм обдумывал его слова, потом решил, что постоять более или менее прямо под потоком приятно горячей воды вполне в пределах его нынешних возможностей, даже если это отодвинет момент, когда он сможет растянуться в постели (или, скорее, свернуться в постели, чтобы сохранить как можно больше тепла).
Представив, что придется раздеться, а после душа какое-то время провести без одежды, чтобы вытереться, он приуныл. К тому же, все это должно было занять больше времени, чем обычно: каждое движение и прикосновение немедленно отзывалось болью.
Сэм не хотел унижаться, позволяя брату помогать себе в мелочах, но после долгой изматывающей поездки он чувствовал себя настолько грязным и обессиленным, что все-таки взялся за протянутую руку Дина и дал поднять себя на ноги. А потом самостоятельно проковылял в ванную.
Слабенький энтузиазм, вызванный мыслью о предстоящем душе, пропал безвозвратно, стоило ему увидеть, в каком состоянии была ванная. На полу грязь, слив забит чужими волосами. Когда он повернул ручку, вода пару раз брызнула из-под лейки душа во все стороны, потом не без труда нашла подходящее отверстие и тонкой струйкой просочилась наружу. Очевидно, душем давно не пользовались — поначалу вода была такого же ржавого цвета, как застарелые грязные потеки на стенах.
Горячая вода появилась достаточно быстро. Однако радость Сэма по этому поводу испарилась почти мгновенно — так же быстро вода стала слишком горячей, а стоило ему чуть повернуть ручку в другую сторону, она сделалась ледяной. Поток кипятка отделяли от потока холодной воды всего несколько миллиметров, середины, похоже, здесь просто не существовало.
В конце концов Сэму удалось кое-как вымыться, постоянно подкручивая кран и вставая под душ на те десять секунд, за которые температура воды успевала дойти от одной крайней точки до другой. Трудно сказать, что бесило больше, — это, или то, что в перерывах ему приходилось стоять мокрым на сквозняке. Но это был один из самых отвратительных походов в душ в его жизни.
С трудом вытершись, он натянул чистую рубашку и тренировочные штаны, холодные и слежавшиеся за целый день в сумке. Даже после сильных обезболивающих из клиники у него болело все, что только можно. И он провел в душе столько времени, что Дин начал стучать в дверь и звать его с тревогой, лишь отчасти замаскированной под нетерпение.
Выходя из ванной, Сэм заметил, что не может двигать левой рукой, и ему снова трудно дышать. Но больше всего ему хотелось выспаться.
— — —
Когда он открыл глаза, было темно — темно, словно комнату нарисовали черным грифелем на серой бумаге, —и очень тихо. В такой тишине любой звук становится слишком громким и близким, и если ветер шелестит за стеной, кажется, будто в комнате кто-то есть. Но сейчас никаких звуков не было. Только сердце у Сэма бешено колотилось, он сам не знал, почему.
Дин стоял у окна, темный силуэт против слабо освещенной рамы. Дин смотрел на него. Сэм знал, что Дин смотрит уже давно. Но не знал, что делать. Хотел сказать что-нибудь, чтобы Дин ответил ему, пошевелился, и стало понятно, реальность это или сон, но так ничего и не сказал. Он просто забыл, как это делается. Ему было холодно и хотелось, чтобы Дин подошел ближе. Но Дин просто стоял и смотрел, тень среди других теней.
В темноте Сэм снова задремал, и видел сны, в которых тоже не мог сказать ни слова.
— — —
Душ в номере был настоящее дерьмо. Сражаясь с краном, Дин ругался во весь голос, потом, наконец, смирился и просто стоял под потоком кипятка до тех пор, пока мог терпеть. За пять поворотов крана он смыл с волос большую часть шампуня, и ему оставалось совсем немного, когда горячая вода внезапно закончилась, и он с воплем отскочил из-под обрушившегося сверху ледяного водопада.
Выходя из ванной, он продолжал ругаться на чем свет стоит, но немедленно замолк, увидев, что Сэм спит. К счастью, он успел крепко уснуть, и голос Дина его не разбудил. Присмотревшись внимательнее, Дин заметил, что Сэм все еще мелко дрожит. Он растянулся на спине, и был прикрыт одеялом только наполовину — это подсказало Дину, что ему слишком больно лежать на боку.
Он по-прежнему не считал, что совершил ошибку, когда увез Сэма из клиники, но в глубине души не мог не жалеть о том, что пришлось это сделать. Оставшись там, Сэм восстановил бы силы намного быстрее.
Именно поэтому Дин двигался в Южную Дакоту к Бобби — единственное место, за исключением импалы, которое они могли с некоторой натяжкой назвать своим домом. У Бобби не было ни лекарств, ни специального образования, ни прочих преимуществ официальной медицины, но все же это было лучшее, что Дин мог сделать для Сэма.
Мимоходом Дин подумал, не воспользоваться ли этим случаем, чтобы убедить брата бросить охоту? Впрочем, он тут же отогнал эту мысль — от нее недалеко было до следующего, откровенно неприглядного желания, чтобы однажды Сэм получил на охоте чуть более серьезную травму, какое-нибудь неизлечимое увечье, которое заставило бы его на всю оставшуюся жизнь осесть в тихом безопасном месте.
В глубине души Дин был уверен, что Сэм не стал бы сидеть сложа руки, пока мог делать хоть что-нибудь полезное. И если бы он задержался на этой мысли подольше, то понял бы, что на самом деле не хочет, чтобы Сэм бросал охоту. Ведь в последнее время только она и удерживала его младшего брата от последнего шага за грань сумасшествия.
Все эти мысли мелькнули и унеслись в никуда, пока Дин подходил к кровати. Он снова пощупал Сэму лоб — сейчас это можно было сделать спокойно, не рискуя получить в ответ удар по руке. Нахмурился — Сэма заметно трясло, но никакого жара у него, кажется, не было.
Ну что ж, одной заботой меньше. Если Дин ошибся, это даже к лучшему. Его беспокоила эта непонятная дрожь, но она вполне могла быть побочным эффектом переутомления, а Сэм сейчас выглядел порядочно измотанным.
Сняв одеяло со своей кровати, Дин накрыл брата и подоткнул края. Еще раз проверил соль на пороге, которую насыпал, пока Сэм был в душе, и улегся на свою кровать. К его огромному изумлению выяснилось, что телевизор в этой дыре все-таки работает.
Когда наступила ночь, Сэм все еще спал и по-прежнему дрожал во сне. Проклиная свое вечное невезение, Дин забрался в постель к брату, накрытому двумя одеялами, и очень осторожно устроился рядом. Если Сэм проснется раньше него, пускай держит язык за зубами.
Час спустя Дин все так же лежал без сна и смотрел в темноту, а Сэм постепенно перестал дрожать и расслабился.
«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Давно было интересно, почему в СПН полно ангелов, которые носят нехарактерные человеческие имена? Мне в голову приходит только одно объяснение - возможно, так же как демонами становятся души грешников, окончательно сломленные в аду, души праведников в раю удостаиваются ангельской благодати и обретают новые силы? Если да, то получается, что в сериях нечувствительно появляются: - Захария, один из двенадцати малых пророков. - Балтазар, один из трех волхвов, явившихся поклониться младенцу Христу. - Иисус Навин (Джошуа в 5.16), кровавый бич ханаанских племен и разрушитель Иерихона. - Рахиль (Рейчел), героиня самой известной библейской романтической истории. - и внезапно! римский поэт Вергилий (Верджил в 6.15). Ему вообще повезло больше всех - вряд ли при жизни он подозревал, что станет таким авторитетом для христианских авторов, и даже будет сопровождать Данте в аду, и что в ХХ веке компьютерные игры и тв превратят его в какого-то ангельского терминатора.
(Франческо Боттичини, "Три архангела и Товия", ок. 1471. Михаил в красных башмачках, люблюнимагу).
«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Забавное совпадение. Генри Любатти, который сыграл Жнеца, преследовавшего Бобби в 7.10, появился практически в той же роли в сериале "Гримм" (1.04) - там он является с косой за главным героем, гриммом Ником Беркхардом.
«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Меня поджидает рабочий перевод размером в тридцать с гаком а.л., который уже надо бы начинать. И меня поджидает Хитори Какуренбо, который застрял из-за того что я в спешном порядке сдавала предыдущий рабочий перевод. И еще я записалась на два фандомных новогодних феста, на елку с подарками в Пути Художника, и подумываю, не записаться ли на Шерлок-календарь*. Зачем, господи, зачем? Не знаю, просто хочется праздничного настроения. А что может лучше создать праздничное настроение, чем несколько дедлайнов с шампанским под мышкой и мишурой в зубах
--- (*) Останавливает только то, что подарок относится скорее к Этюду в Изумрудных тонах, чем к Шерлоку ВВС, и хотя у меня в голове эти два канона тесно связаны, это наверняка будет выглядеть странно.