«Встретимся через час под орехом, где вас похоронили».
Название: Хитори Какуренбо (Hitori Kakurenbo)
Автор: vail_kagami
Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html
Перевод: La Calavera Catrina
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: R
Жанр: кейс-фик, хоррор
Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей
Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 5
читать дальше
Пастору Джиму принадлежал маленький домик неподалеку от церкви, в которой он служил. Официально он завещал этот дом Бобби, но тот ни разу не был там после смерти старого друга. Бобби не дал Дину и Сэму ключей от дома, но рассказал, какие ловушки в нем стоят, и это можно было расценивать как приглашение останавливаться там в любое время, когда им понадобится. Благо с их отточенными за много лет навыками они вполне могли обойтись и без ключей. Хотя Дину пришлось признать, что замки у старого пастора посложнее нынешних.
На первый взгляд дом и сад, как и прежний их хозяин, казались совершенно безобидными. Учитывая, что Сэм был по-прежнему не в себе и склонен без предупреждения впадать в молчаливую панику, Дин от души порадовался, что бывал тут раньше и знал, где что искать.
В этом доме они иногда гостили в детстве. Если отец заранее знал, что вынужден будет отлучиться дольше, чем на несколько дней, он оставлял их под присмотром пастора. Еще пару раз они останавливались у Джима, когда одному из них требовалось время, чтобы отлежаться после ранения.
Последний раз они были здесь при жизни Джима, когда Дину исполнилось семнадцать. У него было сотрясение мозга и тройной перелом ноги после охоты на полтергейста, которая как-то неожиданно понеслась под откос (точнее, вниз по лестнице). Дин смутно помнил, как Сэм с отцом ругались у его постели приглушенными голосами (к счастью, не кричали, как обычно, но только потому, что у Дина раскалывалась голова). Он помнил, что Сэм держал его за руку, а где-то неподалеку все время чувствовалось спокойное и надежное присутствие Джима. Остальное в воспоминаниях путалось: таблетки не могли до конца заглушить боль, и после сотрясения в голове все плыло.
Гораздо лучше он помнил предыдущий раз — тогда Дину было двенадцать, и отец в последний раз оставил их в чужом доме. Дин помнил, как сжимал маленькую ручку Сэмми в своей руке. (Вскоре после этого Сэм решил, что если он знает правду о монстрах, он уже слишком взрослый, чтобы держаться за руку старшего брата.) Помнил, как Сэмми задавал вопросы, и как Джим терпеливо на них отвечал. Помнил, как упрашивал Джима не рассказывать отцу, что Сэм узнал правду. Он боялся, что как только Джону это станет известно, детство Сэма безвозвратно закончится.
И как выяснилось, он был прав.
Разряжая ловушки в гостиной, Дин вспомнил, как отец остановил машину у обочины перед импалой, горе и ярость на его лице, когда он сказал им, что Джим убит. От него остались только пустой дом и ворох историй, которые они не могли никому рассказать.
Даже отца теперь не стало.
В доме было тихо. Вечерние тени выползали из углов, пахло холодом давно заброшенных комнат и немного пылью. Когда Сэм придет в себя, он наверняка проведет целый день за уборкой. Пока же Дин устроил брата на диване. Пусть выспится как следует, и ему станет лучше. (Иначе и быть не могло — ни к какому другому развитию событий Дин просто не был готов).
— — —
Сэм проснулся, дрожа от холода и боли, в размытом свете раннего утра, когда небо на востоке едва начинало светлеть. Тишину нарушало только глубокое дыхание спящего Дина.
Сэм понял, что это Дин, еще до того, как увидел его, свернувшегося на диване. Он присмотрелся. На первый взгляд, Дин спал спокойно, но Сэм слишком хорошо его знал, и сразу заметил признаки неладного: время от времени Дин вздрагивал во сне и чуть задерживал дыхание. Ему явно снилось что-то плохое.
Впрочем, кошмар, судя по всему, еще не достиг критического уровня. Сэм усмехнулся про себя — интересно, когда их жизнь успела дойти то того, что приходится по косвенным признакам оценивать, насколько тяжелый у брата кошмар и решать, стоит его будить или дать ему еще поспать. Каждая лишняя минута отдыха была драгоценной.
На этот раз он не стал будить Дина. Тот едва держался на ногах от усталости, ему необходима была передышка, и чем больше, тем лучше.
Неожиданно Сэм понял, что даже не знает, какой сегодня день. Он потерял счет времени, а вокруг не было ничего, что могло бы дать ему подсказку. Но, как ни странно, он сразу понял, где они, — странно, потому что не видел этого места уже много лет (или столетий?).
Со смерти Джима Мерфи здесь ничего не изменилось. У пастора не осталось семьи, а если кто-то из его старых друзей в последние годы бывал в этом доме, они не трогали его личных вещей.
Маленький дом напоминал святилище или музей.
Вещей у Джима было не так уж много. Обстановку нельзя было назвать совсем спартанской, но избыточной роскошью она тоже не отличалась. И это очень подходило Джиму, подумал Сэм, — особенно если вспомнить, что самое ценное имущество пастора хранилось в оружейном тайнике в подвале.
На каминной полке стояло несколько фотографий в рамках. В темноте Сэм не мог разобрать, кто на них изображен, но знал, что там есть фото, на котором сам Джим, Бобби, Калеб и их отец стояли, вскинув на плечи винтовки и улыбаясь в камеру, как будто собирались охотиться на оленей. Еще там было старое фото маленькой девочки — Сэм не знал, кто это, и никогда не спрашивал. И фотография Джима с маленьким Сэмом на коленях (на переднем плане сбоку кривлялся и строил гримасы Дин).
Неожиданно на Сэма нахлынули непрошеные воспоминания: сука Мег, от руки которой погиб Джим, и Кастиэль — он целует ее, прижав к стене, и несет какую-то чушь про разносчика пиццы. Видение поблекло так же быстро, как появилось, оставив Сэма в смутной растерянности. Он точно знал, что видел это, и знал, что ровно ничего тогда не почувствовал.
Дин всхлипнул во сне. Звук был таким тихим, что кто-нибудь другой не обратил бы на него внимания, но Сэм был не кто-нибудь другой. Немедленно забыв обо всем, он присел на ручку дивана и осторожно положил ладонь брату на лоб.
Будить Дина все-таки не понадобилось. Он успокоился от прикосновения Сэма, и Сэм сидел рядом с ним, пока не взошло солнце. Он не так много мог сделать для брата, но позволить ему выспаться было в его силах.
В конце концов, он поднялся с дивана, оставив Дина досматривать спокойные сны, и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся в ванную.
В тот момент, когда он открывал дверь, из гостиной послышался какой-то звук.
Сэм обернулся, и в то же мгновение краем глаза заметил, что за дверью ванной кто-то стоит.
Сердце рванулось так, будто хотело пробить ребра изнутри. Застыв, Сэм уставился в ванную, но там, разумеется, было пусто.
Черт побери, неужели это снова началось? Немалым усилием воли Сэм заставил себя стоять на месте и успокоиться. Он знал, что здесь никого нет. Инстинкты завывали, что отсюда надо бежать без оглядки, но глаза говорили ему, что ванная пуста. Здесь ничего нет, и ничего не может быть, потому если дом Бобби — это форт, то дом Джима — настоящая крепость. Джима Мерфи никак нельзя было назвать легкомысленным.
Меньше всего Сэму хотелось беспокоить Дина очередным приступом так скоро после предыдущего. Возможно, если он будет напоминать себе, что да, он действительно сходит с ума, а в таком состоянии всякое бывает, это позволит ему продержаться немного дольше? Он глубоко втянул воздух сквозь сжатые зубы, сказал себе, что ничего не боится, и шагнул в ванную, где не было никого и ничего, только холодная кафельная плитка под ногами.
Стоя перед зеркалом, Сэм долго смотрел невидящим взглядом на свое отражение. В доме не было электричества, но утреннего света, проникавшего в маленькое окно, хватало, чтобы разглядеть глубокие линии вокруг глаз и рта, которые заставляли его казаться старше. (Хотя и не таким старым, как он себя чувствовал).
Отражение смотрело на него из зеркала словно осуждающе, или, по меньшей мере, с какой-то мыслью. Сэм первым отвел взгляд. Пустил воду и наклонился, чтобы умыться. Ледяная вода обожгла кожу, но именно это ему сейчас было нужно.
Несколько минут он простоял так, опираясь о раковину и собираясь с духом. Вода стекала по его лицу и капала с волос. Потом он заговорил.
— Кас… — произнес он едва слышным хриплым шепотом. — Я знаю, что ты занят своей войной. Я не жду, что ты придешь или как-то дашь о себе знать, но я надеюсь, что ты меня слышишь. Просто… — он глубоко вздохнул. Неуверенный судорожный вздох, но дышать все же было намного проще, чем искать правильные слова. — Я, наверное, недолго еще протяну, а Дин … Дину сейчас совсем плохо. У него снова начались кошмары, Кас. И он… он совсем себя загонял. И когда меня не станет… в переносном смысле… будет лучше, если меня не станет совсем, понимаешь? То есть будет конечно не лучше, но… все-таки немного получше. Он сможет отпустить меня и двигаться дальше. Вряд ли я от этого умру, и не думаю, что Дин сможет… Я боюсь, что он опять окажется привязан ко мне, хотя мне-то после этого будет уже все равно. Поэтому я хотел попросить тебя убить меня, когда придет время. — Почти забавно, как легко ему удалось произнести это вслух. — Я хочу, чтобы Дин больше не чувствовал, что он за меня отвечает. И может быть, если бы ты мог…
Нет, так не годится. Дин столько отдал для Каса и для всего мира, что Сэм не должен робко просить. Он может требовать ради своего брата, и он это сделает.
— Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним, — сказал он окрепшим голосом. — Я знаю своего брата, ему будет трудно. Ему нужно, чтобы кто-нибудь был с ним рядом. Хотя бы это ты можешь для него сделать.
Сэм поднял голову и снова взглянул на свое отражение. И вдруг заметил, что хотя с его волос капает вода, у отражения волосы так и остались сухими.
А потом оно чуть подалось вперед и, не сводя с него глаз, прошептало:
— Привет, Сэм.
— — —
Что бы ни снилось Дину перед этим, все было моментально забыто. Разбуженный грохотом бьющегося стекла, он вскочил на ноги и бросился бежать, на ходу выхватывая оружие, еще до того как успел толком проснуться и понять, где он, и что происходит.
К тому времени как он это вспомнил, гостиная осталась далеко позади. Не зная, откуда раздался звук, Дин сначала заглянул в кухню и только потом нашел Сэма в маленькой ванной. Тот сидел среди осколков разбитого зеркала, и в первое мгновение Дину показалось, что он играет в какую-то игру — искромсанными руками он перекладывал на полу осколки.
Дин понятия не имел, что Сэм делает, и не собирался выяснять.
Он даже не пытался заговорить с Сэмом — просто присел перед ним на корточки и взял его за обе руки. Руки были скользкими от крови, но Сэм не шарахнулся от него. Вместо этого он поднял взгляд, и Дин с немалым удивлением понял, что Сэм в ясном уме и гораздо спокойнее, чем можно было ожидать.
— Мне все равно, что ты сейчас скажешь, — произнес Сэм напряженно, но совершенно отчетливо. — В этом доме призрак.
— Ничего здесь нет, — ответил Дин. Он встал и попытался поднять Сэма, но тот не дался. — Нет и не может быть. Джим перевернулся бы в гробу и лично явился надрать задницу любому призраку, у которого хватило бы наглости залезть к нему в дом. Бункер у Бобби и тот защищен слабее.
— Нет, — Сэм покачал головой и вернулся к своему странному занятию. — Я не знаю, как это возможно. Но здесь что-то есть. Должно быть!
Дин различил в голосе брата нотку отчаяния. Что-то должно быть не так с домом, иначе придется признать, что проблема в Сэме.
Обычно Сэм проявлял больше здравого смысла и никогда не делал поспешных выводов только потому, что они были более удобными. И это больше, чем что-либо другое, сказало Дину, до какой степени напуган его брат.
— Ну ладно, — неохотно согласился он. (Что еще ему оставалось — сказать: «Нет, извини, ты просто совсем съехал с катушек»? Никогда в жизни) . — Я проверю. Но только после того, как ты покажешь мне руки.
Сэм положил последний осколок на пол и встал. Дин ожидал бурного сопротивления, и такая легкая капитуляция его удивила, но он ничего не сказал. Сэм даже самостоятельно пошел за ним на кухню и сидел спокойно, пока Дин обрабатывал многочисленные порезы у него на ладони и на пальцах. Когда Дин протирал раны спиртом, он даже не вздрогнул. Он вообще ни на что не реагировал, как будто унесся мыслями совсем далеко. Однако опасения Дина оказались напрасными — как только он закончил, Сэм снова встрепенулся, будто вышел из режима ожидания.
Он посмотрел на забрызганный кровью кафельный пол и сказал:
— Надо вымыть.
— Джим не обидится, — заверил его Дин, но Сэм, не слушая, подошел к кухонной раковине.
Борясь с непонятной тревогой, Дин все-таки нашел в себе силы выпустить брата из вида на несколько минут и вернулся в ванную, чтобы собрать с пола осколки. Перепачканные подсыхающей кровью, они лежали так, как их оставили. Дин вздохнул, присел на корточки и начал осторожно собирать их и бросать в пакет, который захватил с собой из кухни.
Стоило ему поднять первый осколок, как он понял, что за игрой был занят тут Сэм: все до единого осколки были перевернуты зеркальной стороной вниз. Это объясняло, почему Сэм так легко с ним пошел — он просто закончил свою работу.
О том, что подвигло Сэма на это, Дин мог только догадываться. Он поднял один из самых крупных осколков и перевернул, но не увидел ничего, кроме собственного отражения под пленкой размазанной крови брата.
— — —
На самом деле Сэм твердо знал, что он не сумасшедший. То есть не настолько сумасшедший, как могло показаться, — и именно это все усложняло. Безумие подстерегало его давно, и Сэму это было прекрасно известно, а значит, в конечном итоге он был не в состоянии трезво оценить собственное психическое состояние.
Когда все вокруг вдруг расплывалось смазанными пятнами, и он проваливался в горячий туман агонии, когда смотрел на брата и видел, что его глаза вытекают из глазниц, и стены комнаты охватывает пламя, когда Люцифер нашептывал ему на таком древнем енохианском, которого не понял бы даже Кастиэль, а Сэм понимал все до последнего слова, — в такие моменты он твердо знал, что он в аду, и никогда оттуда не вырвется.
Но потом все заканчивалось, и он оставался в бесплодном отчаянии, остро сознавая, что сходит с ума. Тогда он мог обернуться и сказать: «Да, я был не в себе».
И были еще моменты, когда реальности соединялись, как будто он, находясь в одной из них, в то же время видел другую. Тогда он чувствовал, как все ускользает от него, пытался удержаться, но не мог понять, за что именно нужно держаться. Все это оставляло его со стойким ощущением подступающего безумия.
Но только не сейчас. Ожившее отражение в зеркале и страшная тень, возникающая на краю зрения, — неважно, сколько часов и даже дней могло пройти, они казались не менее реальными, чем Дин, который входил в комнату, подносил к губам кружку кофе… или в ярости припечатывал Сэма к стене и зажимал ему рот поцелуем.
Тот случай отнюдь не добавил Сэму душевного равновесия. (Как и новая привычка Дина садиться по ночам на край его кровати и, думая, что Сэм спит, осторожно гладить его по лицу и волосам. Сэм не знал, что об этом думать. И хуже того, не мог с уверенностью сказать, хочет ли он, чтобы Дин перестал. Хочет ли, чтобы того поцелуя и правда никогда не было).
Сэм никогда не признался бы Дину, насколько все это путает его и сбивает с толку. Отличать реальность от видений становилось все труднее. Иногда он думал, что если бы Дин в тот раз не сказал, что ничего не было, у него появилась бы какая-то определенность, точка опоры, возвращаясь к которой, он мог бы оценивать происходящее. Он знал, что это случилось на самом деле, но и нечто, явившееся ему в ванной, казалось не менее реальным. И даже более.
Он жил в мире, где легче было поверить в обладающее собственной волей отражение, чем в то, что старшему брату придет в голову его поцеловать.
Именно то, что все это казалось одинаково настоящим, и пугало больше всего. Его связь с действительностью и в лучшие времена была не слишком прочной, а это происшествие грозило окончательно ее разорвать. Но хуже всего было то, что раньше он еще мог, пусть и не сразу, определить, что было на самом деле, а что нет. Теперь у него не осталось и этого. Он знал, что видит, слышит, чувствует невозможное. Дин прав, это место защищено не хуже, чем дом Бобби и их импала. И все же он был уверен — здесь что-то есть. Он чувствовал его присутствие, его злую волю, безмолвное сосредоточение. Но этого не могло быть, и Сэм уже не знал, чему верить.
Сэм и представить не мог, что когда-нибудь будет искренне желать, чтобы их преследовал призрак. Глупая надежда, но тогда, по крайней мере, в происходящем была бы какая-то привычная логика.
— — —
После того, как они проверили защиту, поставленную Джимом, и добавили кое-что от себя, предположение, что в доме поселился призрак, можно было смело отмести. Сэм пытался убедить себя в этом, но чувства твердили ему обратное. Один раз он даже поругался из-за этого с Дином. Тот явно что-то чувствовал, но изо всех сил делал вид, будто ничего не происходит. Сэм замечал, что он тоже начал поеживаться, как будто холод, давно тянувшийся за Сэмом, нагнал и его. Замечал, как Дин поворачивает голову на звуки, которые были слышны ему одному, — царапанье за стенами, шаги в пустой прихожей.
— Ничего там нет, — говорил Дин, но оборачивался даже раньше, чем это делал Сэм. И Дин тоже постоянно терял вещи или находил их в самых неожиданных местах. Когда ключи от машины обнаружились в одном из кухонных ящиков, он огрызался на Сэма до самого вечера. Когда Сэм нашел свой любимый нож в мокрой траве за домом, он даже не стал рассказывать об этом Дину.
Призрака нет и не может быть, настойчиво повторял Дин, когда Сэм решил, что оставаться в доме небезопасно. Он видел то же самое, но это было невозможно — следовательно, этого не было.
В конце концов, Сэму пришлось согласиться. Все-таки он был наполовину сумасшедшим, и может быть, это действительно он положил ключи в кухонный ящик или выбросил нож, когда бродил вокруг дома, ища что-нибудь важное — например, мелкие косточки из левой руки, которые где-то потерялись, когда его последний раз собирали из праха. Может быть, это просто скрипел и вздыхал старый дом. Все было более правдоподобным, чем то, что призрак способен приблизиться к этому месту.
А то, что Дин постоянно мерз, объяснялось тем, что он был измотан до предела — ведь он давно уже не спал по ночам, присматривая за младшим братом, своей вечной обузой. Сэм видел, что круги у него под глазами становятся с каждым днем все темнее. Именно из-за этого он, в конце концов, сдался почти без боя. Куда бы они ни поехали, оно последует за ними, а значит, с тем же успехом они могут остаться здесь и дать Дину возможность отдохнуть.
Поэтому Сэм перестал жаловаться на то, что ему мерещилось, и просто не спал по ночам, следя за братом, чтобы, если понадобится, защитить его.
— — —
Дин никогда раньше не поднимался на чердак в доме Джима, но не сомневался, что там хранится что-то ценное, хотя бы потому что последние три ловушки его чуть не угробили. Две из них могли бы прервать его земное существование даже несмотря на то, что он был человеком, и живым, а не поднятым из могилы. В последнюю ловушку Дин все-таки попал, но не пострадал лишь по той причине, что он был не вампир.
Для скромного старого пастора у Джима были на удивление жестокие хобби.
Дин надеялся, что ловушки стоят здесь не просто так. Досадно было бы после всех переживаний обнаружить, что старый друг поставил их только чтобы не терять навыков — хотя сам он тоже решил слазить на чердак исключительно от скуки.
Впрочем, что бы ни охраняли эти ловушки, вряд ли оно могло помочь Сэму, а кроме этого Дина сейчас ничего не интересовало.
Забавно, как меняются с возрастом приоритеты.
Доказав, что он достоин доступа на чердак, Дин обнаружил, что там пыльно, но на удивление аккуратно. Сэму бы понравилось — сравнительно чисто, и при этом достаточно старого хлама, в котором можно найти что-то увлекательное.
При виде картонных коробок, которые штабелями уходили под низкий чердачный потолок, Дин широко ухмыльнулся. Значит, здешние сокровища без труда можно перенести вниз. Оставалось только отыскать для Сэмми что-нибудь интересное.
В основном в коробках хранилась посуда, где-то нашлись — чего Дин совсем не ожидал — старые куклы и другие игрушки. Он задумался, откуда они у Джима. Возможно, это были вещи городских детишек, которые Джим по какой-то причине сохранил.
Еще в нескольких коробках были бумаги и книги. Это должно особенно заинтересовать Сэма. Кто знает, может, ему удастся найти что-нибудь стоящее. В отличие от Дина, Сэм был способен читать и просто так, даже если не искал ничего конкретного.
Кроме того, за этим занятием его вряд ли подстерегала серьезная опасность — разве что порезать палец о край страницы.
Дин поднял одну коробку с бумагами и пару более легких с игрушками и спустился с ними вниз. Вряд ли то, что Джим пытался защитить ловушками, окажется именно в этих коробках, но если все пойдет как запланировано, у них будет еще несколько дней, чтобы не торопясь изучить содержимое чердака.
Когда Дин ушел на чердак, Сэм читал книгу. Он и сейчас ее читал, хотя Дин не был уверен, перевернул ли Сэм за все это время хоть одну страницу. В книгу он смотрел с тем же выражением, что и в серое небо за окном — так, словно там показывали какой-то депрессивный фильм. Лишь иногда он моргал, или скорее, ненадолго прикрывал глаза, а потом снова слабо встряхивался.
Похоже, младший совсем расклеился. Дин мог бы подмешать снотворное ему в кофе, но в последний раз, когда он так сделал, у Сэма случился едва ли не худший за последнее время кошмар, а хуже всего было то, что Дин не мог его разбудить.
Лучше дождаться, когда он отключится сам, решил Дин. По крайней мере, так его можно будет при необходимости растрясти. Может быть, им повезет, и бумаги, которые он нашел на чердаке, окажутся такими скучными, что Сэм через какое-то время заснет над ними.
Но бумаги, наоборот, вернули Сэма к действительности — он встрепенулся, когда Дин с глухим стуком поставил перед ним коробку, и спросил:
— Что это?
Он был бледен, круги под глазами стали почти черными. Когда он открывал верхнюю коробку, Дин заметил, что у него трясутся руки.
— Нашел на чердаке, — отозвался Дин. — Можно сказать, рисковал ради них жизнью. Если тебе больше нечем заняться — ну знаешь, поесть или поспать — помоги мне разобрать их. Посмотрим, что там такого важного.
Сэм уже взял в руки первую стопку бумаг — судя по всему, старые рецепты и газетные вырезки — и пролистывал ее. Вид у него стал гораздо живее, чем раньше, так что план Дина, похоже, провалился. Хотя он и не рассчитывал, что Сэм сыграет спящую красавицу сразу, как только увидит старые бумаги. Он оставил брата за чтением, а сам принялся изучать содержимое первой коробки с игрушками.
В ней чего только не было — мягкие игрушки, наборы лего, даже большая машинка на радиоуправлении, хотя, увы, без пульта. В надежде найти пульт Дин открыл вторую коробку, но вместо него обнаружил кое-что другое.
— Ну привет, — сказал он с кривой улыбкой. — А ты все такой же желтый и страшный.
Сэм поднял глаза и тоже скривился.
— Не думал, что он тебе так понравится. Ты решил взять его с собой?
— Ты же меня знаешь. Когда это я мог устоять перед такой красотой, — отшутился Дин, покрутив в руках Губку Боба. — Вот и старина Джим был к нему неравнодушен.
Игрушки в коробках были старыми, краска на них выцвела или облупилась. Ухмыляющееся пронзительно-желтое существо выглядело рядом с ними на редкость неуместно.
Впрочем, не более, чем любые другие игрушки в доме священника, который в свободное время охотился за нечистью.
— Это пыль к нему неравнодушна, — сказал Сэм и чихнул. В самом деле, Губка Боб, как и остальные игрушки, бог знает сколько лет пролежавшие на чердаке, был чудовищно пыльным. И неожиданно тяжелым, совсем как та кукла, которую Дин нашел в мотельной комнате. Он рассеянно подумал, не проглотил ли Губка Боб пульт от машинки, который он искал.
Но как выяснилось, тот был ни при чем. Дин нашел пульт под старой лоскутной куклой и сейчас же забыл обо всем на свете. Остаток дня он провел, пытаясь починить игрушечный автомобиль.
— — —
Еще через два дня Дин пришел к выводу, что их все-таки преследуют. Их преследовал жизнерадостный желтый уродец с длинным носом, который жил в ананасе на дне океана.
Он сидел на подоконнике, выглядывая из-за занавески, и смотрел на Дина круглыми глазами с кокетливыми длинными ресницами. Должно быть, его оставила дочка соседа по палате, который лежал вместе с Сэмом. Дину остро захотелось схватить девчонку за шиворот и наорать на нее, чтобы она не смела разбрасывать свое шмотье где попало. После этого она наверняка на всю оставшуюся жизнь избавилась бы от этой дурной привычки.
Но, разумеется, его самого за это немедленно выставили бы из больницы — слишком дорогая плата за мимолетную возможность сорвать на ком-нибудь давно копившуюся злость. Хотя он бы не отказался, чтобы его самого в детстве отец тоже как-нибудь схватил за шиворот, хорошенько потряс и тоже наорал на него, чтобы он не разбрасывал свои вещи где попало. Особенно чтобы он не забывал, где оставляет свой мобильный телефон.
Впрочем, в те времена никаких мобильных телефонов еще не было, так что отца можно было простить.
У Дина же оправданий не было.
Сэм с каждым днем все глубже погружался в странное подобие летаргии, но Дин думал, что всему виной недостаток сна. Когда Сэм потерял сознание, он решил, что это очередной приступ. Однако конвульсий у Сэма не было, он просто лежал неподвижно. С одной стороны это было лучше, чем приступ, и Дин даже испытал некоторое облегчение — после того, как убедился, что брат еще дышит.
Он винил во всем усталость, и, хотя радоваться тут было особенно нечему, Дин уверял себя, будто все, что нужно его брату — это хороший сон. Спокойный здоровый сон, и ради разнообразия, без кошмаров.
Сэм действительно спал без кошмаров, чего с ним давно уже не случалось. Спал очень долго. И не просыпался, как Дин ни пытался его разбудить. В конце концов, Дин запаниковал и решил вызвать скорую — но не смог, потому что никак не мог найти мобильный, мать его, телефон.
Он был уверен, что телефон в кармане, там, где он всегда его держал. Но телефона не было. Возможно, стоило его поискать, мало ли, где он мог выпасть. Но Дин не стал этого делать. Сэм ни на что не реагировал, был слишком бледным и дышал слишком редко и неглубоко. По дороге в больницу Дин нарушил семь ограничений скорости и на руках внес Сэма в отделение первой помощи.
Нести высоченного брата на руках оказалось подозрительно легко.
Сэма увезли на носилках. Дину показалось, что прошло несколько лет, прежде чем к нему вышел доктор, и стало ясно, что Дин допустил где-то фатальную ошибку, или, по крайней мере, не учел какой-то важной детали.
На этот раз Сэм застрял в больнице надолго — Дину категорически запретили забрать его той же ночью под свою ответственность. Судя по тому, как смотрел на него врач, Дина вообще нельзя было подпускать к Сэмми, если он один раз уже довел его до такого состояния.
Положение ухудшалось на глазах. Дин никогда не пытался представить, как это будет, когда Сэм… оставит его. Просто не хотел об этом думать. Но он почему-то ожидал, что все произойдет быстро и внезапно: только что с Сэмом все было в порядке, и вдруг стена рухнула, и его больше нет. Дин и вообразить не мог, что этот процесс будет таким медленным, болезненным и неприглядным.
— Кас, — пробормотал он. Он говорил тихо на случай, если кто-нибудь войдет в палату, или окажется, что Сэм или его сосед спят не слишком крепко. И потом, вряд ли Кас лучше услышит его, если он будет кричать. — Я не знаю, слышишь ли ты меня.
Этого он действительно не знал. Кастиэль давно молчал. Он сражался. Может быть, он уже погиб или был взят в плен. От этой мысли на душе у Дина всегда становилось мутно. У него не было сил волноваться еще и за друга, поэтому обычно он просто гнал ее, убеждая себя, что Кас слишком занят своими делами и не может найти свободной минутки и прислушаться к тем, кто пожертвовал собой, чтобы предотвратить апокалипсис. Злиться было проще. Но сегодня Дин слишком устал даже для злости.
— Надеюсь, что все-таки слышишь, — продолжал он. — Мне правда… правда нужна твоя помощь. Сэму нужна твоя помощь. Мы опять в больнице. Он без сознания, и он не спал уже… даже не помню, сколько. Врач сказал, это истощение. В придачу ко всему остальному.
Дин глубоко вздохнул и взял безжизненную тонкую руку брата. Поднял глаза, но над ним был только светлый потолок палаты.
— Он умирает от голода, Кас. А я даже ничего не замечал. Я старался следить за ним, но… наверное, он потихоньку выбрасывал еду, пока я не видел, или еще что-нибудь с ней делал. Я не знаю. Я просто не знаю.
Все это время он ничего не замечал. Губка Боб смотрел на него с отвратительно жизнерадостной улыбкой. Дин прерывисто вздохнул.
— Доктор сказал, это психическое расстройство. Он думает, у Сэма что-то вроде анорексии, или как там это называется. Они хотят отправить его в специальную клинику, но… Это не поможет, ты же понимаешь. Он просто не может ничего есть, потому что на вкус все оказывается как кровь, кишки и прочее дерьмо, которое заталкивают тебе в глотку в аду. Я знаю. Я его не виню. Но я ничем не могу ему помочь! А ты… может быть, у тебя получится. Ты можешь хотя бы попытаться. Если ты не можешь исцелить его разум, то хотя бы… я не знаю, сделай так, чтобы он был не таким худым. Он болеет, потому что у него совсем нет сил, а это ты можешь исправить.
Нужно отпустить руку Сэма, иначе он сломает ему что-нибудь. Дин поднялся и принялся шагать взад-вперед.
— Пожалуйста, Кас. Это же Сэм. Твой друг, помнишь? Парень, который стал таким, потому что ему пришлось сделать то, с чем не справились вы, ангелы. Он загнал обратно в клетку дьявола, которого так хотели выпустить твои приятели. Черт возьми, ты можешь сделать для него хотя бы это!
Дину пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не выкрикнуть последние слова, хотя прокричаться очень хотелось. Вместо этого он беспомощно прошептал:
— Ему осталось совсем мало. И я не хочу, чтобы он провел последние дни на больничной койке, и чтобы его кормили через трубку.
Горло сжал сухой спазм, и Дин понял, что больше не сможет выговорить ни слова. Но он и так уже сказал все, что собирался.
Он снова сел в кресло, еще хранившее его тепло.
И заснул в нем, ожидая ответа, который так и не пришел.
— — —
Через несколько часов Дин проснулся в блеклом утреннем свете с разламывающейся спиной и затекшей шеей. Было холодно, ужасно хотелось накрыться одеялом, а еще лучше растянуться на кровати. Но кровать напротив была занята — с нее сонно смотрел на него младший брат. Спутанные длинные волосы падали ему на глаза. Глаза у Сэма налились кровью еще сильнее вчерашнего, как будто долгий сон совсем не пошел ему на пользу. На бледных щеках горели яркие пятна румянца — снова жар.
Ангел так и не пришел.
Сэм попытался улыбнуться, хотя явно чувствовал себя хуже некуда, и сжал руку Дина.
— Прости, — тихо сказал он.
Отлично. Не хватало еще, чтобы Сэм чувствовал себя виноватым из-за своей болезни.
— Да брось, — Дин отпустил его руку. Они так долго держались за руки, что у обоих взмокли ладони. — Ты же знаешь, мне всегда отлично спалось на больничных стульях.
Сэм сразу сник, и стало понятно, что шутка не удалась. Дину захотелось обнять его крепко и надолго — он так и сделал бы, если бы им было лет на двадцать меньше или они были в комнате одни — а еще лучше забраться вместе с Сэмом в постель, пригреться рядом с ним и заснуть, прижимая его к себе.
Вместо этого он потянулся и зевнул. В этот момент появилась сиделка. Она подошла к соседу, который был отнюдь не в восторге от того, что его разбудили в такую рань только чтобы померить температуру и записать с его слов, что он чувствует себя все так же отвратительно. Потом она подошла к Сэму, ему тоже измерила температуру и спросила, как он себя чувствует. Сэм ответил, что прекрасно, и хочет уехать. Она не поверила. Сказала, что позже придет врач, и ушла, а сосед за тонкой ширмой перевернулся на другой бок и через несколько минут зычно захрапел.
Дин досадливо поморщился. Обычно такие мелочи его не беспокоили, но сегодня каждый звук приходился прямо по нервам.
— Когда мы уедем? — неожиданно спросил Сэм.
Дин с радостью взял бы его в охапку и унес отсюда прямо сейчас, если бы не боялся, что после этого брат не протянет и недели.
— Как только тебе станет лучше, — ответил он. — Прости. Я знаю, что тут паршиво, но не хочу, чтобы ты уморил себя голодом.
Дин сел на край кровати и провел рукой по волосам Сэма — показать, что он на него не сердится.
— Мне уже лучше! — Сэм хотел приподняться на локтях, но Дин удержал его — мягко, раскрытой ладонью, чтобы Сэм не решил, будто его укладывают на койку насильно.
— Дай мне тост, и я его съем. Черт, я бы съел даже стейк. Я голоден как волк.
— Стейков здесь не подают, — притворно вздохнул Дин. Он видел брата насквозь и мгновенно раскусил его неловкую ложь. — Но я попозже попробую стащить что-нибудь легкое, и посмотрим, как ты с этим справишься.
Он сам себя обманывал и прекрасно это знал. Даже если Сэму удастся съесть и удержать в себе тост или немного супа, нет никакой гарантии, что завтра он сможет сделать это снова. И, в любом случае, взрослый мужчина не может существовать на нескольких листиках салата в день. Доказательство как раз лежало перед ним на больничной койке.
— Я хочу уехать, — сказал Сэм. Это могло прозвучать по-детски капризно, если бы в его раскрытых глазах не застыло настоящее отчаяние. — Пожалуйста, Дин. Я не хочу тут оставаться.
Дин сглотнул. Сэм тоже все понимал и боялся, что если они не уедут сейчас, то он не выйдет отсюда уже никогда.
«Мать вашу, он спас для вас этот мир, а вы бросили его умирать», — с горечью подумал он. Все отвернулись от них — Кастиэль, ангелы небесные и сам Господь Бог.
— Всего несколько дней, Сэмми, — пообещал он. — Уедем, как только у тебя спадет температура, и ты сможешь сделать больше трех шагов, не споткнувшись.
На этот раз он говорил правду. Дин понимал, что Сэм умирает, и он не может спасти его. Но доктора тоже были бессильны, и, во всяком случае, Сэмми не должен был умереть здесь.
— Эй, смотри-ка, — Дин подошел к Губке Бобу на окне, сделав вид, будто только что его заметил. Неплохой повод сменить тему. — Кто пришел тебя навестить.
Сэм нахмурился, не сразу поняв, о чем говорит Дин, но потом скривился еще сильнее.
— О господи, — сказал он. — Ты и сюда его притащил?
— Нет, похоже, его оставила дочка твоего соседа, — Дин кивнул на вторую кровать, с которой доносился храп. Сосед блаженно спал, не подозревая, что Дин грубо крутит в руках игрушку его дочери. Эта кукла тоже оказалась тяжелой — должно быть, их набивали каким-то особым материалом. — Говорю тебе, они повсюду.
— Или у тебя на них чутье, — сказал Сэм. Голос у него был слабый, но он пытался поддержать шутку. — Ты уверен, что это просто совпадение?
— На что это ты намекаешь? — притворно сдвинул брови Дин. Потом задумчиво посмотрел на куклу. — Да нет, вряд ли. И потом, он же крутой герой. Твердый и тяжелый. Кукла для настоящего мужчины.
Сэм страдальчески застонал:
— Дин, ну хватит…
— Нет, правда, — Дин подошел к кровати и протянул куклу Сэму, но тот резко отодвинулся, и краска вдруг сбежала с его лица.
Странно. Хотя в последние дни все было странно, так что Дин не придал этому значения. Он снова отошел к окну и попытался обратить все в шутку:
— Слушай, я знаю, что он страшный, но я уверен, это не заразно.
— Ты давно смотрелся в зеркало? — слабо усмехнулся Сэм. Потом поежился, словно от холода. — Не знаю, в чем дело. Просто… — он неуверенно пожал плечами. — Мне он не нравится.
Дин чуть было не ляпнул что-то насчет нежной маргаритки, которая боится кукол, но вспомнил, что и сам в детстве здорово боялся уродца Чаки. Потом он вспомнил дело с японским ритуалом и одержимую куклу, которая казалась неожиданно тяжелой в его руках, и, невольно вздрогнув, посадил Губку Боба на подоконник.
Позже в тот же день, когда Сэм метался в беспокойном сне, к соседу по палате приехала семья — жена и маленькая дочка. И Дин случайно услышал, как женщина велит девочке положить куклу на место: она уже большая и прекрасно знает, что нельзя брать без спроса чужие игрушки.
ГЛАВА 6
Автор: vail_kagami
Оригинал: vail-kagami.livejournal.com/139540.html
Перевод: La Calavera Catrina
Разрешение на перевод: получено
Пейринг: Дин/Сэм
Рейтинг: R
Жанр: кейс-фик, хоррор
Предупреждения: насилие, смерть второстепенных персонажей
Спойлеры: к 6.14
ГЛАВА 5
читать дальше
Пастору Джиму принадлежал маленький домик неподалеку от церкви, в которой он служил. Официально он завещал этот дом Бобби, но тот ни разу не был там после смерти старого друга. Бобби не дал Дину и Сэму ключей от дома, но рассказал, какие ловушки в нем стоят, и это можно было расценивать как приглашение останавливаться там в любое время, когда им понадобится. Благо с их отточенными за много лет навыками они вполне могли обойтись и без ключей. Хотя Дину пришлось признать, что замки у старого пастора посложнее нынешних.
На первый взгляд дом и сад, как и прежний их хозяин, казались совершенно безобидными. Учитывая, что Сэм был по-прежнему не в себе и склонен без предупреждения впадать в молчаливую панику, Дин от души порадовался, что бывал тут раньше и знал, где что искать.
В этом доме они иногда гостили в детстве. Если отец заранее знал, что вынужден будет отлучиться дольше, чем на несколько дней, он оставлял их под присмотром пастора. Еще пару раз они останавливались у Джима, когда одному из них требовалось время, чтобы отлежаться после ранения.
Последний раз они были здесь при жизни Джима, когда Дину исполнилось семнадцать. У него было сотрясение мозга и тройной перелом ноги после охоты на полтергейста, которая как-то неожиданно понеслась под откос (точнее, вниз по лестнице). Дин смутно помнил, как Сэм с отцом ругались у его постели приглушенными голосами (к счастью, не кричали, как обычно, но только потому, что у Дина раскалывалась голова). Он помнил, что Сэм держал его за руку, а где-то неподалеку все время чувствовалось спокойное и надежное присутствие Джима. Остальное в воспоминаниях путалось: таблетки не могли до конца заглушить боль, и после сотрясения в голове все плыло.
Гораздо лучше он помнил предыдущий раз — тогда Дину было двенадцать, и отец в последний раз оставил их в чужом доме. Дин помнил, как сжимал маленькую ручку Сэмми в своей руке. (Вскоре после этого Сэм решил, что если он знает правду о монстрах, он уже слишком взрослый, чтобы держаться за руку старшего брата.) Помнил, как Сэмми задавал вопросы, и как Джим терпеливо на них отвечал. Помнил, как упрашивал Джима не рассказывать отцу, что Сэм узнал правду. Он боялся, что как только Джону это станет известно, детство Сэма безвозвратно закончится.
И как выяснилось, он был прав.
Разряжая ловушки в гостиной, Дин вспомнил, как отец остановил машину у обочины перед импалой, горе и ярость на его лице, когда он сказал им, что Джим убит. От него остались только пустой дом и ворох историй, которые они не могли никому рассказать.
Даже отца теперь не стало.
В доме было тихо. Вечерние тени выползали из углов, пахло холодом давно заброшенных комнат и немного пылью. Когда Сэм придет в себя, он наверняка проведет целый день за уборкой. Пока же Дин устроил брата на диване. Пусть выспится как следует, и ему станет лучше. (Иначе и быть не могло — ни к какому другому развитию событий Дин просто не был готов).
— — —
Сэм проснулся, дрожа от холода и боли, в размытом свете раннего утра, когда небо на востоке едва начинало светлеть. Тишину нарушало только глубокое дыхание спящего Дина.
Сэм понял, что это Дин, еще до того, как увидел его, свернувшегося на диване. Он присмотрелся. На первый взгляд, Дин спал спокойно, но Сэм слишком хорошо его знал, и сразу заметил признаки неладного: время от времени Дин вздрагивал во сне и чуть задерживал дыхание. Ему явно снилось что-то плохое.
Впрочем, кошмар, судя по всему, еще не достиг критического уровня. Сэм усмехнулся про себя — интересно, когда их жизнь успела дойти то того, что приходится по косвенным признакам оценивать, насколько тяжелый у брата кошмар и решать, стоит его будить или дать ему еще поспать. Каждая лишняя минута отдыха была драгоценной.
На этот раз он не стал будить Дина. Тот едва держался на ногах от усталости, ему необходима была передышка, и чем больше, тем лучше.
Неожиданно Сэм понял, что даже не знает, какой сегодня день. Он потерял счет времени, а вокруг не было ничего, что могло бы дать ему подсказку. Но, как ни странно, он сразу понял, где они, — странно, потому что не видел этого места уже много лет (или столетий?).
Со смерти Джима Мерфи здесь ничего не изменилось. У пастора не осталось семьи, а если кто-то из его старых друзей в последние годы бывал в этом доме, они не трогали его личных вещей.
Маленький дом напоминал святилище или музей.
Вещей у Джима было не так уж много. Обстановку нельзя было назвать совсем спартанской, но избыточной роскошью она тоже не отличалась. И это очень подходило Джиму, подумал Сэм, — особенно если вспомнить, что самое ценное имущество пастора хранилось в оружейном тайнике в подвале.
На каминной полке стояло несколько фотографий в рамках. В темноте Сэм не мог разобрать, кто на них изображен, но знал, что там есть фото, на котором сам Джим, Бобби, Калеб и их отец стояли, вскинув на плечи винтовки и улыбаясь в камеру, как будто собирались охотиться на оленей. Еще там было старое фото маленькой девочки — Сэм не знал, кто это, и никогда не спрашивал. И фотография Джима с маленьким Сэмом на коленях (на переднем плане сбоку кривлялся и строил гримасы Дин).
Неожиданно на Сэма нахлынули непрошеные воспоминания: сука Мег, от руки которой погиб Джим, и Кастиэль — он целует ее, прижав к стене, и несет какую-то чушь про разносчика пиццы. Видение поблекло так же быстро, как появилось, оставив Сэма в смутной растерянности. Он точно знал, что видел это, и знал, что ровно ничего тогда не почувствовал.
Дин всхлипнул во сне. Звук был таким тихим, что кто-нибудь другой не обратил бы на него внимания, но Сэм был не кто-нибудь другой. Немедленно забыв обо всем, он присел на ручку дивана и осторожно положил ладонь брату на лоб.
Будить Дина все-таки не понадобилось. Он успокоился от прикосновения Сэма, и Сэм сидел рядом с ним, пока не взошло солнце. Он не так много мог сделать для брата, но позволить ему выспаться было в его силах.
В конце концов, он поднялся с дивана, оставив Дина досматривать спокойные сны, и, стараясь производить как можно меньше шума, двинулся в ванную.
В тот момент, когда он открывал дверь, из гостиной послышался какой-то звук.
Сэм обернулся, и в то же мгновение краем глаза заметил, что за дверью ванной кто-то стоит.
Сердце рванулось так, будто хотело пробить ребра изнутри. Застыв, Сэм уставился в ванную, но там, разумеется, было пусто.
Черт побери, неужели это снова началось? Немалым усилием воли Сэм заставил себя стоять на месте и успокоиться. Он знал, что здесь никого нет. Инстинкты завывали, что отсюда надо бежать без оглядки, но глаза говорили ему, что ванная пуста. Здесь ничего нет, и ничего не может быть, потому если дом Бобби — это форт, то дом Джима — настоящая крепость. Джима Мерфи никак нельзя было назвать легкомысленным.
Меньше всего Сэму хотелось беспокоить Дина очередным приступом так скоро после предыдущего. Возможно, если он будет напоминать себе, что да, он действительно сходит с ума, а в таком состоянии всякое бывает, это позволит ему продержаться немного дольше? Он глубоко втянул воздух сквозь сжатые зубы, сказал себе, что ничего не боится, и шагнул в ванную, где не было никого и ничего, только холодная кафельная плитка под ногами.
Стоя перед зеркалом, Сэм долго смотрел невидящим взглядом на свое отражение. В доме не было электричества, но утреннего света, проникавшего в маленькое окно, хватало, чтобы разглядеть глубокие линии вокруг глаз и рта, которые заставляли его казаться старше. (Хотя и не таким старым, как он себя чувствовал).
Отражение смотрело на него из зеркала словно осуждающе, или, по меньшей мере, с какой-то мыслью. Сэм первым отвел взгляд. Пустил воду и наклонился, чтобы умыться. Ледяная вода обожгла кожу, но именно это ему сейчас было нужно.
Несколько минут он простоял так, опираясь о раковину и собираясь с духом. Вода стекала по его лицу и капала с волос. Потом он заговорил.
— Кас… — произнес он едва слышным хриплым шепотом. — Я знаю, что ты занят своей войной. Я не жду, что ты придешь или как-то дашь о себе знать, но я надеюсь, что ты меня слышишь. Просто… — он глубоко вздохнул. Неуверенный судорожный вздох, но дышать все же было намного проще, чем искать правильные слова. — Я, наверное, недолго еще протяну, а Дин … Дину сейчас совсем плохо. У него снова начались кошмары, Кас. И он… он совсем себя загонял. И когда меня не станет… в переносном смысле… будет лучше, если меня не станет совсем, понимаешь? То есть будет конечно не лучше, но… все-таки немного получше. Он сможет отпустить меня и двигаться дальше. Вряд ли я от этого умру, и не думаю, что Дин сможет… Я боюсь, что он опять окажется привязан ко мне, хотя мне-то после этого будет уже все равно. Поэтому я хотел попросить тебя убить меня, когда придет время. — Почти забавно, как легко ему удалось произнести это вслух. — Я хочу, чтобы Дин больше не чувствовал, что он за меня отвечает. И может быть, если бы ты мог…
Нет, так не годится. Дин столько отдал для Каса и для всего мира, что Сэм не должен робко просить. Он может требовать ради своего брата, и он это сделает.
— Я хочу, чтобы ты присмотрел за ним, — сказал он окрепшим голосом. — Я знаю своего брата, ему будет трудно. Ему нужно, чтобы кто-нибудь был с ним рядом. Хотя бы это ты можешь для него сделать.
Сэм поднял голову и снова взглянул на свое отражение. И вдруг заметил, что хотя с его волос капает вода, у отражения волосы так и остались сухими.
А потом оно чуть подалось вперед и, не сводя с него глаз, прошептало:
— Привет, Сэм.
— — —
Что бы ни снилось Дину перед этим, все было моментально забыто. Разбуженный грохотом бьющегося стекла, он вскочил на ноги и бросился бежать, на ходу выхватывая оружие, еще до того как успел толком проснуться и понять, где он, и что происходит.
К тому времени как он это вспомнил, гостиная осталась далеко позади. Не зная, откуда раздался звук, Дин сначала заглянул в кухню и только потом нашел Сэма в маленькой ванной. Тот сидел среди осколков разбитого зеркала, и в первое мгновение Дину показалось, что он играет в какую-то игру — искромсанными руками он перекладывал на полу осколки.
Дин понятия не имел, что Сэм делает, и не собирался выяснять.
Он даже не пытался заговорить с Сэмом — просто присел перед ним на корточки и взял его за обе руки. Руки были скользкими от крови, но Сэм не шарахнулся от него. Вместо этого он поднял взгляд, и Дин с немалым удивлением понял, что Сэм в ясном уме и гораздо спокойнее, чем можно было ожидать.
— Мне все равно, что ты сейчас скажешь, — произнес Сэм напряженно, но совершенно отчетливо. — В этом доме призрак.
— Ничего здесь нет, — ответил Дин. Он встал и попытался поднять Сэма, но тот не дался. — Нет и не может быть. Джим перевернулся бы в гробу и лично явился надрать задницу любому призраку, у которого хватило бы наглости залезть к нему в дом. Бункер у Бобби и тот защищен слабее.
— Нет, — Сэм покачал головой и вернулся к своему странному занятию. — Я не знаю, как это возможно. Но здесь что-то есть. Должно быть!
Дин различил в голосе брата нотку отчаяния. Что-то должно быть не так с домом, иначе придется признать, что проблема в Сэме.
Обычно Сэм проявлял больше здравого смысла и никогда не делал поспешных выводов только потому, что они были более удобными. И это больше, чем что-либо другое, сказало Дину, до какой степени напуган его брат.
— Ну ладно, — неохотно согласился он. (Что еще ему оставалось — сказать: «Нет, извини, ты просто совсем съехал с катушек»? Никогда в жизни) . — Я проверю. Но только после того, как ты покажешь мне руки.
Сэм положил последний осколок на пол и встал. Дин ожидал бурного сопротивления, и такая легкая капитуляция его удивила, но он ничего не сказал. Сэм даже самостоятельно пошел за ним на кухню и сидел спокойно, пока Дин обрабатывал многочисленные порезы у него на ладони и на пальцах. Когда Дин протирал раны спиртом, он даже не вздрогнул. Он вообще ни на что не реагировал, как будто унесся мыслями совсем далеко. Однако опасения Дина оказались напрасными — как только он закончил, Сэм снова встрепенулся, будто вышел из режима ожидания.
Он посмотрел на забрызганный кровью кафельный пол и сказал:
— Надо вымыть.
— Джим не обидится, — заверил его Дин, но Сэм, не слушая, подошел к кухонной раковине.
Борясь с непонятной тревогой, Дин все-таки нашел в себе силы выпустить брата из вида на несколько минут и вернулся в ванную, чтобы собрать с пола осколки. Перепачканные подсыхающей кровью, они лежали так, как их оставили. Дин вздохнул, присел на корточки и начал осторожно собирать их и бросать в пакет, который захватил с собой из кухни.
Стоило ему поднять первый осколок, как он понял, что за игрой был занят тут Сэм: все до единого осколки были перевернуты зеркальной стороной вниз. Это объясняло, почему Сэм так легко с ним пошел — он просто закончил свою работу.
О том, что подвигло Сэма на это, Дин мог только догадываться. Он поднял один из самых крупных осколков и перевернул, но не увидел ничего, кроме собственного отражения под пленкой размазанной крови брата.
— — —
На самом деле Сэм твердо знал, что он не сумасшедший. То есть не настолько сумасшедший, как могло показаться, — и именно это все усложняло. Безумие подстерегало его давно, и Сэму это было прекрасно известно, а значит, в конечном итоге он был не в состоянии трезво оценить собственное психическое состояние.
Когда все вокруг вдруг расплывалось смазанными пятнами, и он проваливался в горячий туман агонии, когда смотрел на брата и видел, что его глаза вытекают из глазниц, и стены комнаты охватывает пламя, когда Люцифер нашептывал ему на таком древнем енохианском, которого не понял бы даже Кастиэль, а Сэм понимал все до последнего слова, — в такие моменты он твердо знал, что он в аду, и никогда оттуда не вырвется.
Но потом все заканчивалось, и он оставался в бесплодном отчаянии, остро сознавая, что сходит с ума. Тогда он мог обернуться и сказать: «Да, я был не в себе».
И были еще моменты, когда реальности соединялись, как будто он, находясь в одной из них, в то же время видел другую. Тогда он чувствовал, как все ускользает от него, пытался удержаться, но не мог понять, за что именно нужно держаться. Все это оставляло его со стойким ощущением подступающего безумия.
Но только не сейчас. Ожившее отражение в зеркале и страшная тень, возникающая на краю зрения, — неважно, сколько часов и даже дней могло пройти, они казались не менее реальными, чем Дин, который входил в комнату, подносил к губам кружку кофе… или в ярости припечатывал Сэма к стене и зажимал ему рот поцелуем.
Тот случай отнюдь не добавил Сэму душевного равновесия. (Как и новая привычка Дина садиться по ночам на край его кровати и, думая, что Сэм спит, осторожно гладить его по лицу и волосам. Сэм не знал, что об этом думать. И хуже того, не мог с уверенностью сказать, хочет ли он, чтобы Дин перестал. Хочет ли, чтобы того поцелуя и правда никогда не было).
Сэм никогда не признался бы Дину, насколько все это путает его и сбивает с толку. Отличать реальность от видений становилось все труднее. Иногда он думал, что если бы Дин в тот раз не сказал, что ничего не было, у него появилась бы какая-то определенность, точка опоры, возвращаясь к которой, он мог бы оценивать происходящее. Он знал, что это случилось на самом деле, но и нечто, явившееся ему в ванной, казалось не менее реальным. И даже более.
Он жил в мире, где легче было поверить в обладающее собственной волей отражение, чем в то, что старшему брату придет в голову его поцеловать.
Именно то, что все это казалось одинаково настоящим, и пугало больше всего. Его связь с действительностью и в лучшие времена была не слишком прочной, а это происшествие грозило окончательно ее разорвать. Но хуже всего было то, что раньше он еще мог, пусть и не сразу, определить, что было на самом деле, а что нет. Теперь у него не осталось и этого. Он знал, что видит, слышит, чувствует невозможное. Дин прав, это место защищено не хуже, чем дом Бобби и их импала. И все же он был уверен — здесь что-то есть. Он чувствовал его присутствие, его злую волю, безмолвное сосредоточение. Но этого не могло быть, и Сэм уже не знал, чему верить.
Сэм и представить не мог, что когда-нибудь будет искренне желать, чтобы их преследовал призрак. Глупая надежда, но тогда, по крайней мере, в происходящем была бы какая-то привычная логика.
— — —
После того, как они проверили защиту, поставленную Джимом, и добавили кое-что от себя, предположение, что в доме поселился призрак, можно было смело отмести. Сэм пытался убедить себя в этом, но чувства твердили ему обратное. Один раз он даже поругался из-за этого с Дином. Тот явно что-то чувствовал, но изо всех сил делал вид, будто ничего не происходит. Сэм замечал, что он тоже начал поеживаться, как будто холод, давно тянувшийся за Сэмом, нагнал и его. Замечал, как Дин поворачивает голову на звуки, которые были слышны ему одному, — царапанье за стенами, шаги в пустой прихожей.
— Ничего там нет, — говорил Дин, но оборачивался даже раньше, чем это делал Сэм. И Дин тоже постоянно терял вещи или находил их в самых неожиданных местах. Когда ключи от машины обнаружились в одном из кухонных ящиков, он огрызался на Сэма до самого вечера. Когда Сэм нашел свой любимый нож в мокрой траве за домом, он даже не стал рассказывать об этом Дину.
Призрака нет и не может быть, настойчиво повторял Дин, когда Сэм решил, что оставаться в доме небезопасно. Он видел то же самое, но это было невозможно — следовательно, этого не было.
В конце концов, Сэму пришлось согласиться. Все-таки он был наполовину сумасшедшим, и может быть, это действительно он положил ключи в кухонный ящик или выбросил нож, когда бродил вокруг дома, ища что-нибудь важное — например, мелкие косточки из левой руки, которые где-то потерялись, когда его последний раз собирали из праха. Может быть, это просто скрипел и вздыхал старый дом. Все было более правдоподобным, чем то, что призрак способен приблизиться к этому месту.
А то, что Дин постоянно мерз, объяснялось тем, что он был измотан до предела — ведь он давно уже не спал по ночам, присматривая за младшим братом, своей вечной обузой. Сэм видел, что круги у него под глазами становятся с каждым днем все темнее. Именно из-за этого он, в конце концов, сдался почти без боя. Куда бы они ни поехали, оно последует за ними, а значит, с тем же успехом они могут остаться здесь и дать Дину возможность отдохнуть.
Поэтому Сэм перестал жаловаться на то, что ему мерещилось, и просто не спал по ночам, следя за братом, чтобы, если понадобится, защитить его.
— — —
Дин никогда раньше не поднимался на чердак в доме Джима, но не сомневался, что там хранится что-то ценное, хотя бы потому что последние три ловушки его чуть не угробили. Две из них могли бы прервать его земное существование даже несмотря на то, что он был человеком, и живым, а не поднятым из могилы. В последнюю ловушку Дин все-таки попал, но не пострадал лишь по той причине, что он был не вампир.
Для скромного старого пастора у Джима были на удивление жестокие хобби.
Дин надеялся, что ловушки стоят здесь не просто так. Досадно было бы после всех переживаний обнаружить, что старый друг поставил их только чтобы не терять навыков — хотя сам он тоже решил слазить на чердак исключительно от скуки.
Впрочем, что бы ни охраняли эти ловушки, вряд ли оно могло помочь Сэму, а кроме этого Дина сейчас ничего не интересовало.
Забавно, как меняются с возрастом приоритеты.
Доказав, что он достоин доступа на чердак, Дин обнаружил, что там пыльно, но на удивление аккуратно. Сэму бы понравилось — сравнительно чисто, и при этом достаточно старого хлама, в котором можно найти что-то увлекательное.
При виде картонных коробок, которые штабелями уходили под низкий чердачный потолок, Дин широко ухмыльнулся. Значит, здешние сокровища без труда можно перенести вниз. Оставалось только отыскать для Сэмми что-нибудь интересное.
В основном в коробках хранилась посуда, где-то нашлись — чего Дин совсем не ожидал — старые куклы и другие игрушки. Он задумался, откуда они у Джима. Возможно, это были вещи городских детишек, которые Джим по какой-то причине сохранил.
Еще в нескольких коробках были бумаги и книги. Это должно особенно заинтересовать Сэма. Кто знает, может, ему удастся найти что-нибудь стоящее. В отличие от Дина, Сэм был способен читать и просто так, даже если не искал ничего конкретного.
Кроме того, за этим занятием его вряд ли подстерегала серьезная опасность — разве что порезать палец о край страницы.
Дин поднял одну коробку с бумагами и пару более легких с игрушками и спустился с ними вниз. Вряд ли то, что Джим пытался защитить ловушками, окажется именно в этих коробках, но если все пойдет как запланировано, у них будет еще несколько дней, чтобы не торопясь изучить содержимое чердака.
Когда Дин ушел на чердак, Сэм читал книгу. Он и сейчас ее читал, хотя Дин не был уверен, перевернул ли Сэм за все это время хоть одну страницу. В книгу он смотрел с тем же выражением, что и в серое небо за окном — так, словно там показывали какой-то депрессивный фильм. Лишь иногда он моргал, или скорее, ненадолго прикрывал глаза, а потом снова слабо встряхивался.
Похоже, младший совсем расклеился. Дин мог бы подмешать снотворное ему в кофе, но в последний раз, когда он так сделал, у Сэма случился едва ли не худший за последнее время кошмар, а хуже всего было то, что Дин не мог его разбудить.
Лучше дождаться, когда он отключится сам, решил Дин. По крайней мере, так его можно будет при необходимости растрясти. Может быть, им повезет, и бумаги, которые он нашел на чердаке, окажутся такими скучными, что Сэм через какое-то время заснет над ними.
Но бумаги, наоборот, вернули Сэма к действительности — он встрепенулся, когда Дин с глухим стуком поставил перед ним коробку, и спросил:
— Что это?
Он был бледен, круги под глазами стали почти черными. Когда он открывал верхнюю коробку, Дин заметил, что у него трясутся руки.
— Нашел на чердаке, — отозвался Дин. — Можно сказать, рисковал ради них жизнью. Если тебе больше нечем заняться — ну знаешь, поесть или поспать — помоги мне разобрать их. Посмотрим, что там такого важного.
Сэм уже взял в руки первую стопку бумаг — судя по всему, старые рецепты и газетные вырезки — и пролистывал ее. Вид у него стал гораздо живее, чем раньше, так что план Дина, похоже, провалился. Хотя он и не рассчитывал, что Сэм сыграет спящую красавицу сразу, как только увидит старые бумаги. Он оставил брата за чтением, а сам принялся изучать содержимое первой коробки с игрушками.
В ней чего только не было — мягкие игрушки, наборы лего, даже большая машинка на радиоуправлении, хотя, увы, без пульта. В надежде найти пульт Дин открыл вторую коробку, но вместо него обнаружил кое-что другое.
— Ну привет, — сказал он с кривой улыбкой. — А ты все такой же желтый и страшный.
Сэм поднял глаза и тоже скривился.
— Не думал, что он тебе так понравится. Ты решил взять его с собой?
— Ты же меня знаешь. Когда это я мог устоять перед такой красотой, — отшутился Дин, покрутив в руках Губку Боба. — Вот и старина Джим был к нему неравнодушен.
Игрушки в коробках были старыми, краска на них выцвела или облупилась. Ухмыляющееся пронзительно-желтое существо выглядело рядом с ними на редкость неуместно.
Впрочем, не более, чем любые другие игрушки в доме священника, который в свободное время охотился за нечистью.
— Это пыль к нему неравнодушна, — сказал Сэм и чихнул. В самом деле, Губка Боб, как и остальные игрушки, бог знает сколько лет пролежавшие на чердаке, был чудовищно пыльным. И неожиданно тяжелым, совсем как та кукла, которую Дин нашел в мотельной комнате. Он рассеянно подумал, не проглотил ли Губка Боб пульт от машинки, который он искал.
Но как выяснилось, тот был ни при чем. Дин нашел пульт под старой лоскутной куклой и сейчас же забыл обо всем на свете. Остаток дня он провел, пытаясь починить игрушечный автомобиль.
— — —
Еще через два дня Дин пришел к выводу, что их все-таки преследуют. Их преследовал жизнерадостный желтый уродец с длинным носом, который жил в ананасе на дне океана.
Он сидел на подоконнике, выглядывая из-за занавески, и смотрел на Дина круглыми глазами с кокетливыми длинными ресницами. Должно быть, его оставила дочка соседа по палате, который лежал вместе с Сэмом. Дину остро захотелось схватить девчонку за шиворот и наорать на нее, чтобы она не смела разбрасывать свое шмотье где попало. После этого она наверняка на всю оставшуюся жизнь избавилась бы от этой дурной привычки.
Но, разумеется, его самого за это немедленно выставили бы из больницы — слишком дорогая плата за мимолетную возможность сорвать на ком-нибудь давно копившуюся злость. Хотя он бы не отказался, чтобы его самого в детстве отец тоже как-нибудь схватил за шиворот, хорошенько потряс и тоже наорал на него, чтобы он не разбрасывал свои вещи где попало. Особенно чтобы он не забывал, где оставляет свой мобильный телефон.
Впрочем, в те времена никаких мобильных телефонов еще не было, так что отца можно было простить.
У Дина же оправданий не было.
Сэм с каждым днем все глубже погружался в странное подобие летаргии, но Дин думал, что всему виной недостаток сна. Когда Сэм потерял сознание, он решил, что это очередной приступ. Однако конвульсий у Сэма не было, он просто лежал неподвижно. С одной стороны это было лучше, чем приступ, и Дин даже испытал некоторое облегчение — после того, как убедился, что брат еще дышит.
Он винил во всем усталость, и, хотя радоваться тут было особенно нечему, Дин уверял себя, будто все, что нужно его брату — это хороший сон. Спокойный здоровый сон, и ради разнообразия, без кошмаров.
Сэм действительно спал без кошмаров, чего с ним давно уже не случалось. Спал очень долго. И не просыпался, как Дин ни пытался его разбудить. В конце концов, Дин запаниковал и решил вызвать скорую — но не смог, потому что никак не мог найти мобильный, мать его, телефон.
Он был уверен, что телефон в кармане, там, где он всегда его держал. Но телефона не было. Возможно, стоило его поискать, мало ли, где он мог выпасть. Но Дин не стал этого делать. Сэм ни на что не реагировал, был слишком бледным и дышал слишком редко и неглубоко. По дороге в больницу Дин нарушил семь ограничений скорости и на руках внес Сэма в отделение первой помощи.
Нести высоченного брата на руках оказалось подозрительно легко.
Сэма увезли на носилках. Дину показалось, что прошло несколько лет, прежде чем к нему вышел доктор, и стало ясно, что Дин допустил где-то фатальную ошибку, или, по крайней мере, не учел какой-то важной детали.
На этот раз Сэм застрял в больнице надолго — Дину категорически запретили забрать его той же ночью под свою ответственность. Судя по тому, как смотрел на него врач, Дина вообще нельзя было подпускать к Сэмми, если он один раз уже довел его до такого состояния.
Положение ухудшалось на глазах. Дин никогда не пытался представить, как это будет, когда Сэм… оставит его. Просто не хотел об этом думать. Но он почему-то ожидал, что все произойдет быстро и внезапно: только что с Сэмом все было в порядке, и вдруг стена рухнула, и его больше нет. Дин и вообразить не мог, что этот процесс будет таким медленным, болезненным и неприглядным.
— Кас, — пробормотал он. Он говорил тихо на случай, если кто-нибудь войдет в палату, или окажется, что Сэм или его сосед спят не слишком крепко. И потом, вряд ли Кас лучше услышит его, если он будет кричать. — Я не знаю, слышишь ли ты меня.
Этого он действительно не знал. Кастиэль давно молчал. Он сражался. Может быть, он уже погиб или был взят в плен. От этой мысли на душе у Дина всегда становилось мутно. У него не было сил волноваться еще и за друга, поэтому обычно он просто гнал ее, убеждая себя, что Кас слишком занят своими делами и не может найти свободной минутки и прислушаться к тем, кто пожертвовал собой, чтобы предотвратить апокалипсис. Злиться было проще. Но сегодня Дин слишком устал даже для злости.
— Надеюсь, что все-таки слышишь, — продолжал он. — Мне правда… правда нужна твоя помощь. Сэму нужна твоя помощь. Мы опять в больнице. Он без сознания, и он не спал уже… даже не помню, сколько. Врач сказал, это истощение. В придачу ко всему остальному.
Дин глубоко вздохнул и взял безжизненную тонкую руку брата. Поднял глаза, но над ним был только светлый потолок палаты.
— Он умирает от голода, Кас. А я даже ничего не замечал. Я старался следить за ним, но… наверное, он потихоньку выбрасывал еду, пока я не видел, или еще что-нибудь с ней делал. Я не знаю. Я просто не знаю.
Все это время он ничего не замечал. Губка Боб смотрел на него с отвратительно жизнерадостной улыбкой. Дин прерывисто вздохнул.
— Доктор сказал, это психическое расстройство. Он думает, у Сэма что-то вроде анорексии, или как там это называется. Они хотят отправить его в специальную клинику, но… Это не поможет, ты же понимаешь. Он просто не может ничего есть, потому что на вкус все оказывается как кровь, кишки и прочее дерьмо, которое заталкивают тебе в глотку в аду. Я знаю. Я его не виню. Но я ничем не могу ему помочь! А ты… может быть, у тебя получится. Ты можешь хотя бы попытаться. Если ты не можешь исцелить его разум, то хотя бы… я не знаю, сделай так, чтобы он был не таким худым. Он болеет, потому что у него совсем нет сил, а это ты можешь исправить.
Нужно отпустить руку Сэма, иначе он сломает ему что-нибудь. Дин поднялся и принялся шагать взад-вперед.
— Пожалуйста, Кас. Это же Сэм. Твой друг, помнишь? Парень, который стал таким, потому что ему пришлось сделать то, с чем не справились вы, ангелы. Он загнал обратно в клетку дьявола, которого так хотели выпустить твои приятели. Черт возьми, ты можешь сделать для него хотя бы это!
Дину пришлось собрать все свое самообладание, чтобы не выкрикнуть последние слова, хотя прокричаться очень хотелось. Вместо этого он беспомощно прошептал:
— Ему осталось совсем мало. И я не хочу, чтобы он провел последние дни на больничной койке, и чтобы его кормили через трубку.
Горло сжал сухой спазм, и Дин понял, что больше не сможет выговорить ни слова. Но он и так уже сказал все, что собирался.
Он снова сел в кресло, еще хранившее его тепло.
И заснул в нем, ожидая ответа, который так и не пришел.
— — —
Через несколько часов Дин проснулся в блеклом утреннем свете с разламывающейся спиной и затекшей шеей. Было холодно, ужасно хотелось накрыться одеялом, а еще лучше растянуться на кровати. Но кровать напротив была занята — с нее сонно смотрел на него младший брат. Спутанные длинные волосы падали ему на глаза. Глаза у Сэма налились кровью еще сильнее вчерашнего, как будто долгий сон совсем не пошел ему на пользу. На бледных щеках горели яркие пятна румянца — снова жар.
Ангел так и не пришел.
Сэм попытался улыбнуться, хотя явно чувствовал себя хуже некуда, и сжал руку Дина.
— Прости, — тихо сказал он.
Отлично. Не хватало еще, чтобы Сэм чувствовал себя виноватым из-за своей болезни.
— Да брось, — Дин отпустил его руку. Они так долго держались за руки, что у обоих взмокли ладони. — Ты же знаешь, мне всегда отлично спалось на больничных стульях.
Сэм сразу сник, и стало понятно, что шутка не удалась. Дину захотелось обнять его крепко и надолго — он так и сделал бы, если бы им было лет на двадцать меньше или они были в комнате одни — а еще лучше забраться вместе с Сэмом в постель, пригреться рядом с ним и заснуть, прижимая его к себе.
Вместо этого он потянулся и зевнул. В этот момент появилась сиделка. Она подошла к соседу, который был отнюдь не в восторге от того, что его разбудили в такую рань только чтобы померить температуру и записать с его слов, что он чувствует себя все так же отвратительно. Потом она подошла к Сэму, ему тоже измерила температуру и спросила, как он себя чувствует. Сэм ответил, что прекрасно, и хочет уехать. Она не поверила. Сказала, что позже придет врач, и ушла, а сосед за тонкой ширмой перевернулся на другой бок и через несколько минут зычно захрапел.
Дин досадливо поморщился. Обычно такие мелочи его не беспокоили, но сегодня каждый звук приходился прямо по нервам.
— Когда мы уедем? — неожиданно спросил Сэм.
Дин с радостью взял бы его в охапку и унес отсюда прямо сейчас, если бы не боялся, что после этого брат не протянет и недели.
— Как только тебе станет лучше, — ответил он. — Прости. Я знаю, что тут паршиво, но не хочу, чтобы ты уморил себя голодом.
Дин сел на край кровати и провел рукой по волосам Сэма — показать, что он на него не сердится.
— Мне уже лучше! — Сэм хотел приподняться на локтях, но Дин удержал его — мягко, раскрытой ладонью, чтобы Сэм не решил, будто его укладывают на койку насильно.
— Дай мне тост, и я его съем. Черт, я бы съел даже стейк. Я голоден как волк.
— Стейков здесь не подают, — притворно вздохнул Дин. Он видел брата насквозь и мгновенно раскусил его неловкую ложь. — Но я попозже попробую стащить что-нибудь легкое, и посмотрим, как ты с этим справишься.
Он сам себя обманывал и прекрасно это знал. Даже если Сэму удастся съесть и удержать в себе тост или немного супа, нет никакой гарантии, что завтра он сможет сделать это снова. И, в любом случае, взрослый мужчина не может существовать на нескольких листиках салата в день. Доказательство как раз лежало перед ним на больничной койке.
— Я хочу уехать, — сказал Сэм. Это могло прозвучать по-детски капризно, если бы в его раскрытых глазах не застыло настоящее отчаяние. — Пожалуйста, Дин. Я не хочу тут оставаться.
Дин сглотнул. Сэм тоже все понимал и боялся, что если они не уедут сейчас, то он не выйдет отсюда уже никогда.
«Мать вашу, он спас для вас этот мир, а вы бросили его умирать», — с горечью подумал он. Все отвернулись от них — Кастиэль, ангелы небесные и сам Господь Бог.
— Всего несколько дней, Сэмми, — пообещал он. — Уедем, как только у тебя спадет температура, и ты сможешь сделать больше трех шагов, не споткнувшись.
На этот раз он говорил правду. Дин понимал, что Сэм умирает, и он не может спасти его. Но доктора тоже были бессильны, и, во всяком случае, Сэмми не должен был умереть здесь.
— Эй, смотри-ка, — Дин подошел к Губке Бобу на окне, сделав вид, будто только что его заметил. Неплохой повод сменить тему. — Кто пришел тебя навестить.
Сэм нахмурился, не сразу поняв, о чем говорит Дин, но потом скривился еще сильнее.
— О господи, — сказал он. — Ты и сюда его притащил?
— Нет, похоже, его оставила дочка твоего соседа, — Дин кивнул на вторую кровать, с которой доносился храп. Сосед блаженно спал, не подозревая, что Дин грубо крутит в руках игрушку его дочери. Эта кукла тоже оказалась тяжелой — должно быть, их набивали каким-то особым материалом. — Говорю тебе, они повсюду.
— Или у тебя на них чутье, — сказал Сэм. Голос у него был слабый, но он пытался поддержать шутку. — Ты уверен, что это просто совпадение?
— На что это ты намекаешь? — притворно сдвинул брови Дин. Потом задумчиво посмотрел на куклу. — Да нет, вряд ли. И потом, он же крутой герой. Твердый и тяжелый. Кукла для настоящего мужчины.
Сэм страдальчески застонал:
— Дин, ну хватит…
— Нет, правда, — Дин подошел к кровати и протянул куклу Сэму, но тот резко отодвинулся, и краска вдруг сбежала с его лица.
Странно. Хотя в последние дни все было странно, так что Дин не придал этому значения. Он снова отошел к окну и попытался обратить все в шутку:
— Слушай, я знаю, что он страшный, но я уверен, это не заразно.
— Ты давно смотрелся в зеркало? — слабо усмехнулся Сэм. Потом поежился, словно от холода. — Не знаю, в чем дело. Просто… — он неуверенно пожал плечами. — Мне он не нравится.
Дин чуть было не ляпнул что-то насчет нежной маргаритки, которая боится кукол, но вспомнил, что и сам в детстве здорово боялся уродца Чаки. Потом он вспомнил дело с японским ритуалом и одержимую куклу, которая казалась неожиданно тяжелой в его руках, и, невольно вздрогнув, посадил Губку Боба на подоконник.
Позже в тот же день, когда Сэм метался в беспокойном сне, к соседу по палате приехала семья — жена и маленькая дочка. И Дин случайно услышал, как женщина велит девочке положить куклу на место: она уже большая и прекрасно знает, что нельзя брать без спроса чужие игрушки.
ГЛАВА 6
@темы: Hitori Kakurenbo, фики и переводы